* * *
24 года, 6 месяцев, 6 дней
Пятница, 16 апреля 1948 года
Был у одного доктора по фамилии Бек, которого рекомендовал мне дядя Жорж, консультировался по поводу «пузырей», которые на несколько недель закупоривают мне ноздри после каждого насморка (особенно левую). Полипы, ничего тут не поделаешь. Неужели это на всю жизнь? При сегодняшнем состоянии медицины – несомненно, молодой человек. Так-таки ничего нельзя сделать? Попробуйте не болеть осенью и весной. Каким образом? Избегайте людных мест: метро, кинотеатров, театров, церквей, музеев, вокзалов, лифтов… Он зачитывает список, словно диктует рецепт, и в довершение дает совет: Кроме того, избегайте оральных контактов. (Короче говоря, избегайте рода людского – всего-то.) А операция? Не советую, полипы – это не миндалины, они отрастают снова. И все же добрый доктор Бек отпускает меня с хорошей новостью: носовые полипы редко бывают злокачественными, в отличие от тех, что, возможно, обнаружатся однажды у вас в мочевом пузыре или в кишечнике.
* * *
24 года, 6 месяцев, 14 дней
Суббота, 24 апреля 1948 года
Моя машина потеряла откидной верх: уздечка крайней плоти в конце концов не выдержала, и мой разорванный член залил нас с Брижитт кровью. Оглядев себя, Брижитт заявила, что «мир перевернулся».
* * *
24 года, 6 месяцев, 21 день
Суббота, 1 мая 1948 года
Значит, воздержание. Все равно кожа у Брижитт какая-то пупырчатая. Не думаю, что я смог бы все ночи проводить рядом с такой пупырчатой задницей. Всю жизнь рядом с ней – возможно, но все ночи рядом с ее задницей – нет.
* * *
25 лет
Воскресенье, 10 октября 1948 года
Оргазмы из самых недр тела, оргазмы от кончика члена. Теперь с Брижитт мне случается кончать только потому, что так надо. Вежливый оргазм, скромное удовольствие, ограничивающееся зоной, которая его порождает, послушное следование приказу: надо трахать – будем трахать, пора кончать – кончаем. Оргазм от ума, тело участвует в нем только частично. Так тебе и надо, звучит внутри меня назидательный шепот, чтобы излить из себя что-то, сперва надо им наполниться. Люби, преисполнись любви, люби всем сердцем, и тогда ты насладишься всласть! Не далее как вчера сие утверждение было опровергнуто девицей, предлагавшей платные услуги, которую я подцепил на улице Могадор в качестве подарка к собственному дню рождения. Она оказалась такой нежадной в отношении своего времени, такой искусной и такой покладистой, что мое тело буквально взорвалось – всё, включая голову, как при Сюзанне.
* * *
25 лет, 2 дня
Вторник, 12 октября 1948 года
В день рождения всегда вспоминаю первые годы моей жизни, когда мама спрашивала, что, по моему мнению, я «заслужил» в качестве подарка. Так и слышу ее голос: Ну и как по-твоему, что ты заслуживаешь на день рождения? Она говорила это с воспитательной целью, чеканя каждый слог и глядя широко раскрытыми глазами, чтобы показать, что от нее ничто не может ускользнуть. Это при ее-то невнимании к окружающим. И нежелании быть внимательной. Задувая свечки, я специально кашлял. Как папа. Что мне действительно тогда доставило бы радость в день рождения, так это хорошая чахотка!
* * *
25 лет, 3 месяца, 6 дней
Воскресенье, 16 января 1949 года
Довольно долго – во всяком случае, мне так показалось – пытался извлечь волоконце лука-порея, застрявшее между верхним правым резцом и соседним клыком. Сначала ногтем, потом – уголком визитной карточки, и наконец – заостренной спичкой. Но никакого волоконца там не оказалось. Десна неверно меня информировала, она сама ошиблась, запомнив предыдущий подобный случай. И не первый раз она играет со мной такие шутки. Надо же, моя десна – жертва иллюзий!
* * *
25 лет, 3 месяца, 12 дней
Суббота, 22 января 1949 года
Бесполезно дольше скрывать это от самого себя: Симона не вызывает во мне никакого желания. И это – взаимно. Наши тела не подходят друг другу. Рано или поздно эта несовместимость станет причиной нашего разрыва. Теперь же у нас период компенсации. Под идеальным взаимопониманием, которое мы демонстрируем на людях и благодаря которому мы считаемся такой «публичной» парой, мы скрываем наше сексуальное фиаско. Нельзя, чтобы от этого недоразумения однажды пострадал ребенок.
* * *
25 лет, 3 месяца, 14 дней
Понедельник, 24 января 1949 года
Пытаюсь в постели объяснить Симоне способ, которому учил когда-то Додо: как есть то, что не любишь. Увы, транспонирование оказалось невозможным. Мой вымышленный младший братик должен был напряженно думать о том, что у него во рту, и только об этом, четко представляя себе, из чего состоит эта еда, а не придумывать всякое, как это часто делают дети, исходя больше из консистенции того, что едят, чем из вкуса. Рисовые котлетки – это не рвотная масса, шпинат – не какашки, и т.д.
Так вот, в постели, где почти все зависит от консистенции, этот метод не работает. Чем лучше я знаю, что именно сейчас сжимаю в объятиях, тем труднее мне к этому примениться: эта сухая кожа, эти острые ключицы, эта плечевая кость, прощупывающаяся под двуглавой мышцей, эта слишком мускулистая грудь, твердый живот, жесткая поросль на теле, напряженные ягодицы, слишком маленькие для моих рук, – одним словом, это тело спортсменки неизменно заставляет меня мечтать о чем-то противоположном. Хуже того, чтобы употребить его должным образом, мне приходится прибегать к разнообразным фантазиям. В противном случае – вялость, сомнительные извинения, испорченная ночь, дурное настроение утром.
* * *
25 лет, 3 месяца, 22 дня
Вторник, 1 февраля 1949 года
И потом, мне не нравится ее запах. Сама она мне нравится, а вот нюхать ее я не могу. В любви нет большей трагедии.
* * *
25 лет, 3 месяца, 25 дней
Пятница, 4 февраля 1949 года
Монтень: Самый прекрасный женский аромат – это отсутствие запаха . Неужели? Где ты, Виолетт? Твой запах был моим покрывалом. Но Монтень говорил не о тебе. Где ты, Сюзанна? Твой запах был моим знаменем. Но и не о тебе он говорил.
* * *
25 лет, 4 месяца
Четверг, 10 февраля 1949 года
У нас с Симоной есть «все для взаимопонимания», только вот наши тела ничего не говорят друг другу. Мы подходим друг другу, а тела – нет. По правде говоря, прежде всего меня привлекло не ее тело, а ее манера держаться: взгляд, походка, голос, чуть резковатое изящество жестов, рост, элегантность, улыбка на сомневающемся лице, и все это (что я принял за ее тело) идеально сочеталось с тем, что она говорила, думала, читала, и предвещало полное согласие. И вдруг в постели со мной оказывается чемпионка по теннису, сплошные мускулы, сухожилия, все под контролем, все – сама сдержанность. Что было бы, если бы благодаря боксу и физическим упражнениям я сам не был бы так накачан? Стукнувшись прессом о пресс, мы отскакиваем друг от друга. А что, если мне теперь растолстеть? Стать рыхлым и тучным? Чтобы мое раздувшееся тело вбирало в себя ее мускулы, одновременно проникая в них? Чтобы, отдаваясь мне, она покоилась в моих жирных складках? Когда Фанш спросила Полину Р., почему она любит только очень толстых мужчин, та ответила, закатив глаза и задыхаясь от восторга: Ах, это как будто занимаешься любовью с облаком!
