Человек не единственная раса, которую они подчинили своей воле. Есть во Вселенной, в самых разных галактиках, и другие виды живых существ. С каждой новой завоеванной расой они начинают проводить социологические эксперименты. Как, к примеру, люди станут вести себя в условиях абсолютной анархии? Чтобы выяснить это, пришельцы устанавливают в каком-либо мире анархию и наблюдают за этим в течение столетий. Эксперимент никогда, в сущности, не прекращается; он длится столько, сколько дают прожить подопытному "кролику в экспериментальных условиях. Или могут создать мир абсолютной демократии. Или мир, управляемый подростками. Или они привносят в жизнь уже сформированного ими общества какое-то изобретение — новое оружие, или нечто такое, что делает возможным генетический контроль. Все, что угодно. Фантазия их безгранична.
— А что светит нашему вероятностному потоку? Что ожидает нас? — спросил Солсбери.
— Фашизм, — ответил компьютер. — Человечество получит двести восемьдесят пять лет фашизма, правления всевозможных гитлеров. Не слишком это приятное место — ваше будущее.
— Триста лет фашистской диктатуры…
— Ученые, которые планировали операцию по освобождению от пришельцев, были уверены в твоем сотрудничестве, Виктор. Понятно, что в своем развитии ты будешь все дальше уходить от Марионета и все более приближаться к человеку. Что случится, если ты откажешься от сотрудничества, никто не знает. Если ты откажешься от прямого инструктажа через мои сенсорные платы, тогда ты получишь возможность увидеть мир вашего будущего с помощью комплекта сенсорных кассет с записями. В любом случае ты увидишь, что такое эти эксперименты пришельцев.
Сразу возникло множество вопросов.
— Почему, — спросил Солсбери, — нельзя было внедрить все знания в мой мозг с самого начала, вместе с полным комплектом приказов?
— Потому что, становясь моложе, ты бы утратил все знания, размещенные в клетках мозга. Ты прибыл сюда с пустым мозгом, и твой мозг все равно оказался бы здесь пустым, даже если бы там, в будущем, в него и внедрили все необходимые программы.
— Тогда откуда же я знал, что мне следует убить Гарольда Джакоби?
— В твой мозг вживили небольшую химическую кассету, не подверженную воздействию омоложения мозга. Когда ты прибыл сюда, она активизировалась и стала воспроизводить нужные приказы. Пока ты две недели спал в пещере, я заполнил твой мозг памятью Виктора Солсбери, но на большее не хватило времени, а перед отправлением сюда можно было внедрить в мозг лишь одну химкассету.
— Эти сенсорные кассеты, — сказала Линда, — на что они похожи?
— Они воздействуют на все чувства, — сказал компьютер. — Если вы оба положите руки на светящиеся пятна — это мои передающие платы, — то получите информацию. Нервных окончаний на пальцах достаточно, чтобы гарантировать восприятие.
Солсбери перехватил руку Линды, когда та протянула ее к компьютеру.
— Это прекрасная возможность обучить нас обоих, — сказал он. — А я не превращусь обратно в Марионета?
— Нет, — заявил 810-40.04. — Это исключено. К этому ты больше не вернешься.
Виктор скептически посмотрел на компьютер.
— Ты сейчас уже слишком очеловечился, — сказал тот. — Да ты сам в этом убедишься.
Виктор пожал плечами, вытянул руку вперед вслед за Линдой, прикоснулся к передающим платам на крышке компьютера, и они оба вплыли в какой-то другой мир.
Вы — в клетке. Подземелье. Никаких окон. Только серый бетонный пол, глухие серые стены и черные прутья, которые отделяют вас от тускло освещенного коридора. Завтрака вам не дали; время приближается к концу обеда, и ваш желудок сводит от голода. По полу бегает крыса; она останавливается у решетки и глядит на вас. Вы впервые осознаёте, что лежите на полу, на одном уровне с крысой. Крыса глядит прямо вам в глаза, ее хищные глазки жарко горят кровавым блеском. Она показывает вам свои зубки, очень острые зубки, в хищной ухмылке — ухмылке, присущей любому хищнику с незапамятных времен. Очень уж ей хочется впиться вам в глаза. Вы бессильны этому помешать, пытаетесь двинуться и слегка приподняться, по валитесь обратно на пол. Вы так чудовищно слабы. А крыса подбирается все ближе. Вы пытаетесь догадаться, как оказались в клетке, в этом месте, и почему творится такое. Вы придерживались каких-то неправильных политических взглядов, но не можете вспомнить, каких именно. При фашистских режимах это едва ли имеет какое-то значение. Но ведь не могло же это быть настолько важно? Крыса подбегает к вам на пару футов ближе. Или все-таки могло? Еще ближе… Вы вскрикиваете. Но здесь некому вникать в ваше бедственное положение..
Местная полиция, отделение гестапо. Вас взяли прямо из дома в середине ночи вместе с сумкой книжек — явно левой направленности. Самым компрометирующим был антитоталитарный роман "1984". Книги засунули в голубой холщовый мешок, надели на вас наручники. Гестаповцы толкали вас всю дорогу до патрульной машины. Когда вы попытались сопротивляться, вас сбили с ног и стали пинать. Сейчас вы в полицейском участке, в маленькой комнатке с голыми стенами. Здесь нет мебели, за исключением деревянной скамьи, к которой вы привязаны. Уже час, как вы здесь. Вы дрожите, пытаясь догадаться о том, что вас ждет. В воздухе стоит слабый запах блевотины и мочи. Интересно, что понадобилось проделать с заключенными-предшественниками, чтобы этот запах так пропитал все это помещение. Потом приходят четверо. Старший офицер — голубоглазый мужчина с белой кожей, живот которого нависает над черным кожаным ремнем. Они одеты в темно-коричневую форму, носят блестящие сапоги до колен. Старший офицер бьет своей дубинкой по ступням ваших ног. Боль пронзает как кинжал. Старший требует от вас признания, но когда вы спрашиваете, в чем именно, то он просто бьет вас опять. Ну что ж, добиться от вас признания будет не так уж сложно. Они даже не особенно стараются. Но через два часа ваши ноги опухли и болят. Ноги горят огнем. Еще час — и ваши ноги распухают до таких размеров, что страшно смотреть. Под вами уже мокро. Вы чувствуете в горле привкус блевотины, вы знаете, как появляются эти запахи… Удар, удар, удар, удар…
Компьютер показал им десять еден, по большей части, конечно, пропагандистских, но пропаганда была настолько чудовищной и одновременно настолько достоверной, что трудно было отрицать ее убедительность. Солсбери уже был готов сотрудничать, и даже если бы он и не успел к этому времени проникнуться подобным желанием, то увиденные кадры окончательно убедили бы его. И не только потому, что подобным мучениям подвергалось все население того мира, за исключением горстки тиранов и их приспешников, но и его, Виктора, вместе с Линдой ждала бы та же самая участь, сумей пришельцы прорваться в этот вероятностный ноток и основать здесь очередной опытный аванпост.
Когда видения закончились, Виктор и Линда отодвинулись от компьютера, бледные и мокрые от пота. Какое бы будущее человек ни выстраивал для себя — пусть даже самое нелепое, — оно никогда не сравнится с кошмаром того фашистского эксперимента, при котором чужаки держали у власти психопатов. Это то самое общество, которое некоторые народы приняли, чтобы в конце концов отвергнуть. Если бы Виктор не продолжил выполнение плана, это безумие стало бы его собственным будущим.
