Даже из такого краткого описания предлагаемого образования можно понять, что цели Тагора во многом совпадали с тем, к чему призываю и я, хотя рекомендуемое мною образование в еще большей степени, чем образование по модели Тагора, фокусируется на необходимости давать учащимся исторически точные фактические знания и представления в области техники и экономики.
Джон Дьюи тоже полагал, что школьное обучение следует нацелить на воспитание граждан мира и всегда подчеркивал: преподавание истории и географии должно подготовить студентов к адекватной реакции на практические проблемы современного мира. Особенно важным для Дьюи было изучение экономической истории, и он верил, что воспитание качеств гражданина демократической страны пострадает, если историю будут изучать, обращая особое внимание лишь на ее политическую и военную составляющие: «Экономическая история куда гуманнее, демократичнее, а значит, куда либеральнее истории политической. Она не имеет дела со взлетами и падениями держав и правителей; ее занимает обеспечиваемая контролем над своим естеством действительная свобода простого человека, для которого как раз и существуют державы и правители»[61]. Сегодня это соображение представляется вполне банальным, ибо – что бы там ни происходило в начальной школе – бо́льшая часть профессиональных историков признает огромную важность экономической и социальной истории, а в самой этой сфере есть множество великолепных работ, посвященных повседневной жизни и экономическим взаимоотношениям. Однако в свое время суждение Дьюи казалось радикальным, поскольку и преподавание, и образование занимались именно державами и правителями.
Дьюи претворял в жизнь идеи, которые проповедовал. К примеру, в его Лабораторной школе даже самые маленькие дети учились задавать вопросы о процессах, в результате которых возникало то, что необходимо в повседневной жизни. Занимаясь ткачеством, дети узнавали, откуда берется тот или иной материал, как он производится, какая последовательность действий и операций привела к его появлению в классной комнате. Обычно этот процесс уводил мысли детей далеко от дома, зачастую не только в различные регионы их страны, о которых они прежде знали совсем мало, но и в другие страны. Дети также ухаживали за животными и за садом, получая таким образом представление о том, что означает ежедневная, постоянная забота о ком-либо или о чем-либо. Дьюи полагал, что подобный опыт обладает большей ценностью, чем любые надуманные «предметные уроки», проводимые в классной комнате; кроме того, это способствует развитию любознательности по отношению к принятым в других странах мира методам возделывания земли и ухода за животными. В целом, как уже отмечалось, дети привыкали рассматривать свою повседневную жизнь как продолжение того, что они изучали в школе, и брали от школы те важные вещи, которые затем могли использовать в повседневной жизни. Дьюи утверждал, что подобное внимание к реальной жизни эффективнее с педагогической точки зрения, поскольку апеллирует к энергичности и вниманию ребенка в большей степени, чем в том случае, когда дети находятся в роли пассивных потребителей знаний. «Важнее всего то, – заключал Дьюи, – …что каждый ученик получит образование, которое позволит ему видеть в его повседневной работе вещи, обладающие огромной значимостью для человека»[62].
Из всего вышеизложенного следует, что идеи Дьюи получают неверное толкование у тех интерпретаторов, которые говорят о том, что он преуменьшал значение гуманитарных наук и утверждал, что любое учение должно быть лишь инструментом для достижения какой-либо явной практической цели. Дьюи – подобно Руссо – испытывал неприязнь к обучению, оторванному от жизни. При этом его широкое и емкое представление о жизни предполагало, что человеческие взаимоотношения должны быть наполнены смыслом, эмоциями и любознательностью.
Воспитание достойных граждан мира – грандиозная и сложная тема, предполагающая усвоение истории и географии, междисциплинарное исследование культуры, изучение законов, политических систем и религии. Все эти элементы должны быть взаимосвязаны, а подход к их рассмотрению необходимо по мере взросления учеников сделать более комплексным. Подобное образование также предполагает, что к ученикам будут предъявлены высокие требования. Дьюи и Тагор не зря настаивали на том, что для маленьких детей важно активное обучение. Дети растут и, хотя от связи с реальной жизнью и активного обучения не следует отказываться ни при каких обстоятельствах, с возрастом можно переходить к более умозрительному и тонко организованному усвоению материала. Нет единого рецепта того, как именно это следует делать. Существует множество правильных способов достижения этой цели. Однако мы опишем здесь несколько неправильных способов.
Один из таких неправильных способов был нормой в те времена, когда я училась в школе: он заключался в том, что школьники не получали совершенно никаких знаний об Азии и Африке, об истории и культуре этих континентов, а также обо всех основных мировых религиях, за исключением христианства и иудаизма. Нам немного рассказывали о Латинской Америке; но в целом все наше обучение фокусировалось почти исключительно на Европе и Северной Америке. Это означает, что мы совершенно не представляли себе мир как целое, не понимали динамики взаимоотношений между составляющими его странами и народами и к тому же не имели совершенно никакого понятия о том, откуда взялись продукты нашего ежедневного обихода. Как же у нас могло возникнуть обоснованное мнение о государственной политике в отношении других стран, о торговых отношениях, о целом ряде вопросов (и проблем, связанных с окружающей средой, соблюдением прав человека и других), требующих совместного разрешения, не стесненного государственными границами?
Другой неправильный способ преподавания мировой истории выбрало индийское националистическое движение Хиндутва, который нашел отражение в серии учебников по истории и общественным наукам, использовавшихся в течение краткого периода, когда представляющая эти идеи политическая партия находилась у власти. В учебниках, в известной степени, шла речь обо всем мире, однако мировая история в них рассматривалась в свете идеологии, утверждающей превосходство индусов, а сами индусы изображались как представители высшей цивилизации, занимающей особое место среди всех прочих цивилизаций мира. Общество оставалось идеальным в том случае, если индусы жили, не смешиваясь с другими народами. Мусульмане, напротив, изображались воинственными и агрессивными, и именно их появление в Индостане якобы стало причиной всех бед. Более того, в учебниках говорилось о том, что коренным населением Индии являются индусы, тогда как все остальные этнические и религиозные группы, живущие в стране, инородцы. Этот миф не выдерживает критики, ибо предки современных индусов, скорее всего, пришли на субконтинент извне, что подтверждает сравнительно-историческое языкознание и история материальной культуры[63]. Ложь никогда не способствует взаимопониманию, а в этом случае вся история мира и различных мировых культур была искажена.
