Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 40
Первыми по-настоящему плавильными котлами цивилизации, в которых смешивались представители различных племен, стали большие города, которые появились около восьми тысяч лет назад в разных частях мира, от Китая до Индии и Египта. Здесь впервые люди с различным происхождением учились сотрудничать и терпимо относиться ко всему иностранному. Однако даже космополитические города не смогли уничтожить страх перед незнакомцами. В средневековом Париже студенты в возрасте от семи лет, возвращающиеся с занятий в соборной школе, должны были носить кинжалы, чтобы защитить себя от похитителей людей и воров; сейчас студенты в центральной части Америки носят пистолеты. В семнадцатом веке очень часто на улицах города женщины становились жертвами насилия со стороны бродячих групп молодых людей. В городских джунглях человек с другим цветом кожи, другой одеждой и манерой поведения все еще воспринимается как потенциальный хищник, представляющий опасность.
Однако в этом вопросе также есть вторая сторона медали. Хотя нас отталкивают различия, в то же время нас привлекает все незнакомое и экзотическое. Большой город еще и потому такой привлекательный, что смесь разных культур создает атмосферу радостного возбуждения, свободы и творчества, которую трудно найти в рамках изолированной и однородной культуры. В результате, люди заявляют, что испытывают одни из самых положительных состояний в публичных местах, где они окружены незнакомыми людьми – в парках, на улице, в театрах, клубах и на пляжах. Как только мы допускаем, что «Другие» разделяют наши основные цели и ведут себя предсказуемо в определенных рамках, их присутствие делает нашу жизнь значительно более разнообразной и интересной.
Современная тенденция к плюрализму и глобальной культуре (что по общему признанию, не является одним и тем же, но ведет скорее к интеграции, чем дифференциации) – это один из способов сделать незнакомых людей не такими незнакомыми. Другой способ состоит в «восстановлении» сообществ. Кавычки в предыдущем предложении были использованы, чтобы показать, что, возможно, идеальных сообществ, как и идеальной семьи, в действительности никогда не существовало. Когда читаешь историю частной жизни людей, очень трудно найти какое-нибудь место в какие-нибудь времена, где и когда люди спокойно занимались своими делами, не опасаясь внутренних или внешних врагов сообщества. Возможно, что в маленьких китайских, индийских или европейских городах не было проблем национальных меньшинств или организованной преступности, однако любой найдет неудачников, душевнобольных, еретиков, низшие касты, политическую и религиозную враждебность, которые выливались в гражданские войны и тому подобное. В Соединенных Штатах первые сообщества были достаточно сплоченными – если только их не разбивали охота на ведьм, войны с индейцами, конфликты между сторонниками и противниками Англии и сторонниками и противниками рабства.
Другим словами, идеальные сообщества, которые вдохновили кисть Норманна Роквелла[8], были не более типичны, чем его изображения прекрасных хорошо откормленных семей, сидящих со склоненными головами и благодушными улыбками за обедом в День Благодарения. Тем не менее, это не значит, что создание здорового сообщества – это плохая идея. Напротив, это предполагает, что вместо того, чтобы искать модель такого сообщества в прошлом, мы должны понять, каким может стать безопасное и, в то же время, стимулирующее социальное окружение в будущем.
С зарождения западной философии мыслители задумывались над двумя основными путями, которые ведут к реализации человеческого потенциала. Первый путь представляет собой жизнь активную (vita activа), или выражение себя через деятельность на общественном поприще, когда человек обращает внимание на то, что происходит в обществе, принимает общественные решения, занимается политикой, защищает свои убеждения, отстаивает свою точку зрения даже за счет потери своего комфорта и репутации. В такой жизни некоторые наиболее выдающиеся греческие философы видели конечное воплощение существования человека. Позднее под влиянием христианской философии доминирующее влияние приобрела жизнь созерцательная (vita contemplativа). Считалось, что человек может достичь наибольшей реализации за счет уединенных размышлений, молитв и общения с Богом. Обе эти стратегии всегда рассматривались как взаимоисключающие друг друга – человек не мог быть деятелем и мыслителем одновременно.
Это разделение все еще влияет на наше понимание поведения человека. Карл Юнг ввел понятия экстраверсии и интроверсии как основных и противоположных особенностей нашей души. Социолог Дэвид Ризман описывал историческое развитие, которое началось от личностей, направленных на внутренний мир, и привело к появлению личностей, направленных во внешний мир. В современных психологических исследованиях экстраверсия и интроверсия рассматриваются как наиболее стабильные черты личности, которые отличают одного человека от другого, и которые можно достоверно измерить. Обычно каждый человек относится к тому или иному типу: он либо любит общаться с другими людьми и чувствует себя потерянным в одиночестве, либо ему нравиться быть одному и он не способен общаться с другими людьми. Какой из этих типов с наибольшей вероятностью принесет вам пользу в вашей жизни?
Современные исследования постоянно свидетельствуют о том, что общительные экстраверты являются более счастливыми, жизнерадостными, спокойными людьми, они менее подвергаются стрессам и находятся в большей степени в ладу с самими собой, чем интроверты. Напрашивается вывод, что экстраверты (если это врожденное, а не приобретенное качество) повсеместно живут лучше. Однако в данном вопросе у меня есть несколько замечаний по поводу того, как интерпретируется собранная информация. Одним из проявлений экстраверсии является положительный и открытый взгляд на вещи, в то время как интроверты склонны более сдержанно описывать свое внутреннее состояние. Таким образом, качество опыта в обеих группах может быть одинаково, а отличаются только его описания.
Лучшее решение данного вопроса предлагает исследование творческих людей. Не будучи ни экстравертами, ни интровертами, они, кажется, проявляют и те, и другие черты в течение своей жизни. Действительно, стереотип «одинокого гения» все еще силен, и он имеет под собой основания в реальной жизни. В конце концов, человек преимущественно должен быть один, чтобы писать, рисовать или проводить эксперименты в лаборатории. Однако снова и снова творческие люди подчеркивают, как важно видеть людей, слышать их, обмениваться с ними идеями и узнавать работы других людей. Физик Джон Арчибальд Уилер говорит об этом со всей прямотой: «Если Вы не общаетесь с людьми, Вы отрезаны от мира. Я всегда говорил, что невозможно стать кем-то, если вокруг никого нет».
Другой выдающийся ученый, Фриман Дайсон, описывает тонкие нюансы противоположных сторон своей работы. Он указывает на дверь своего кабинета и говорит:
Наука – это дело, которое требует большой общительности. Очень важно знать, когда открыть дверь, а когда ее закрыть. Когда я занимаюсь наукой, моя дверь открыта… Необходимо все время разговаривать с людьми… потому что, только взаимодействуя с другими людьми, можно сделать что-то интересное. По существу, это общественное дело. Все время что-нибудь происходит, и необходимо знать это и не отставать от происходящего. Постоянно нужно разговаривать с людьми. Но, конечно, другое дело – писать. Когда я пишу, я закрываю дверь, и даже тогда слишком много шума проникает снаружи. Поэтому очень часто, когда я пишу, я прячусь в библиотеке. Это одинокая игра.
Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 40
