Сейчас воплощенное целомудрие отпихнуло своего доброго создателя и ввалилось в мастерскую, где посередине по-прежнему стоял закрытый гроб. Молодому человеку явно не терпелось открыть его и еще раз взглянуть на тело, но это означало бы грубо сбросить палитру маэстро и несколько влажных кистей, лежавших на крышке.
- Картина уже закончена? - спросил он вместо этого. - Я хочу посмотреть.
Маэстро Амброджио тихо закрыл за ним дверь. Он видел, что имеет дело с очень молодым человеком, который так напился, что не в силах твердо держаться на ногах.
- Зачем вам изображение мертвой девицы, когда кругом полно живых?
- Это правда, - согласился Ромео, оглядывая комнату, пока не заметил новую работу. - Но это было бы слишком просто. - Подойдя к портрету, он уставился на него взглядом знатока - не искусств, но женщин - и через некоторое время кивнул: - Неплохо. Удивительные глаза вы ей сделали. Но откуда…
- Благодарю вас, - поспешно перебил маэстро. - Но лишь Господь - истинный творец, мы же жалкие подражатели. Хотите выпить?
- Разумеется. - Юноша принял кружку и уселся на гроб, обогнув кисти с краской. - Что, поднимем кружки за вашего друга Бога и игры, в которые он с нами играет?
- Уже поздно, - отозвался маэстро Амброджио, сдвинув палитру и присаживаясь на гроб рядом с Ромео. - Вы, должно быть, устали, друг мой.
Словно зачарованный стоявшим перед ним портретом, Ромео долго не мог отвести глаз и взглянуть на художника. Когда он, наконец, заговорил, в его голосе зазвучала непривычная искренность, новая даже для него самого.
- Я не очень устал, - сказал он, - раз не сплю. И еще никогда не ощущал себя настолько полно.
- В полусне это часто бывает. В такие минуты открывается внутреннее зрение.
- Но я не сплю и не хочу спать! Я вообще больше спать не лягу. Буду приходить каждую ночь и сидеть здесь вместо сна!
Улыбнувшись горячности Ромео, самой лучшей привилегии юности, маэстро Амброджио взглянул на свой шедевр:
- Значит, она вам нравится?
- Нравится?! - чуть не поперхнулся Ромео. - Да я обожаю ее!
- И вы поклонялись бы такой святыне?
- Разве я не мужчина?… И как мужчина, я не могу не горевать при виде столь безвременно ушедшей красоты. Ах, если б смерть можно было убедить вернуть ее назад…
- И что тогда? - Маэстро смог подобающе нахмуриться. - Что бы вы сделали, будь этот ангел женщиной из плоти и крови?
Ромео набрал в грудь воздуха для ответа, но заговорил сбивчиво, словно нужные слова покинули его:
- Я… не знаю. Любил бы ее, конечно. Я знаю, как нужно любить женщину. Я уже многих любил!
- Тогда, возможно, оно и к лучшему, что она ненастоящая. Мне кажется, любовь к этой девице потребовала бы от вас напряжения всех сил. Ухаживая за такой, нужно входить через переднюю дверь, а не лазить по балконной решетке, как ночной вор. - Увидев, что его собеседник со слегка запачканной охрой щекой промолчал, маэстро продолжал смелее: - Есть, знаете ли, распутство, а есть любовь. У них есть общие черты, но это совершенно разные вещи! Для первого достаточно медоточивых речей и смены платья; чтобы добиться второго, мужчине придется пожертвовать своим ребром. В ответ женщина искупит грех праматери Евы и приведет его обратно в потерянный рай.
- А как мужчине угадать, когда расставаться с ребром? У меня полно приятелей, у которых уже и ребер не осталось, а они и близко к краю не подошли!
При виде искренней обеспокоенности юноши маэстро Амброджио кивнул.
- Вы сами дали ответ, - сказал он. - Мужчина знает. Мальчик - нет.
Ромео расхохотался.
- Восхищен вашей смелостью! - сказал он, положив руку на плечо маэстро.
- А что такого замечательного в смелости? - ответил художник, почувствовав, что его приняли за советчика. - По-моему, эта добродетель погубила больше доблестных мужей, чем все пороки, вместе взятые.
И снова Ромео захохотал, словно он нечасто имел удовольствие сталкиваться с таким дерзким спорщиком, а маэстро неожиданно почувствовал, что ему очень импонирует этот юноша.
- Я часто слышу, как мужчины говорят, - продолжал Ромео, которому явно не хотелось оставлять тему, - что они на все готовы ради женщины. Но стоит ей о чем-то попросить, как они сразу поджимают хвост, как псы.
- А вы? Тоже поджимаете хвост?
Ромео сверкнул белым рядом здоровых зубов, удививших бы любого, кто был наслышан о его многочисленных стычках на кулачках.
- Нет, - ответил он улыбаясь. - У меня отличное чутье на женщин, которые не попросят больше, чем я захочу дать. Но если такая женщина существует, - он кивнул на картину, - я с радостью вырву себе все ребра, лишь бы добиться ее. Я даже войду через переднюю дверь, как вы сказали, и попрошу ее руки, прежде чем прикоснусь к ней хоть пальцем. И не только это! Я сделаю ее своей женой, и буду ей верен, и никогда не взгляну на другую женщину. Клянусь! Уверен, она бы того стоила.
Возрадовавшись услышанному и очень желая верить, что его живопись способна перевернуть душу молодого шалопая и отвратить его от прежних проказ, маэстро кивнул, в целом довольный проведенной за ночь работой:
- Она этого стоит.
Ромео посмотрел на него вдруг сузившимися глазами:
- Вы говорите так, словно она жива?
Секунду маэстро Амброджио молчал, вглядываясь в лицо молодого человека, словно испытывая силу его решимости.
- Джульетта ей имя, - сказал он, наконец. - Полагаю, вы, друг мой, своим прикосновением пробудили ее от смертного сна. Когда вы уехали в таверну, я увидел, как этот дивный ангел восстал из гроба…
Ромео вскочил с крышки, словно под ней вдруг развели огонь.
- Это дьявольское искушение! Не знаю, отчего дрожит моя рука - от блаженства или ужаса?
- Вас страшат людские козни?
- Людские - нет. Дьявольские - да, и очень!
- Тогда утешьтесь тем, что я вам скажу. Не Господь и не дьявол уложили ее в гроб, но монах Лоренцо, из опасений за ее жизнь.
Рот Ромео приоткрылся от удивления.
- Вы хотите сказать, она вообще не умирала?
Маэстро Амброджио не сдержал улыбки при виде довольно комичной мины юноши.
- Живехонька, как мы с вами.
Ромео схватился за голову:
- Вы насмехаетесь надо мной! Я не верю вам!
- Это как вам будет угодно, - вежливо сказал маэстро, поднимаясь и собирая кисти. - А для уверенности откройте гроб.
Не столь обрадовавшись отсутствию в последнем доме его обитательницы, сколько разгневавшись, юноша взглянул на художника с подозрением:
- Где она?
- Этого я вам не скажу, а то получится, что я злоупотребил оказанным доверием.
