Тело Лючии дрожало от его ласк. Она нетерпеливо снимала с него рубашку. И он, не отвлекаясь от долгого поцелуя, на ощупь расстегивал, стягивал, снимал и отбрасывал свою и ее одежду, ставшую досадной преградой к их сближению. И вот наконец их обнаженные тела встретились…
Оба пытались чуть отдалить момент полного слияния, чтобы еще немного продлить предвкушение. Но их силы, истраченные на то, чтобы пережить почти годовую разлуку, были истощены. И они на едином вдохе соединились и стали одной сущностью. Волны наслаждения мгновенно перенесли их в мир счастья, покоя, душевной нирваны и духовного единения. Их тела сами стали плавными, набегающими волнами, перекатывающимися в океане страсти и полного забытья. Содрогаясь от переполняющей их энергии любви, они на некоторое время успокаивались, но потом снова начинали вздыматься неведомой силой, накопившейся в глубинах их стосковавшихся друг по другу тел и душ.
Наступавший штиль был только предвестником новой любовной бури, грядущей с неизбежностью…
Они лежали, глядя друг на друга, не в состоянии произнести ни слова. Лючия первая вернулась в реальность.
— Расскажи, как ты жил без меня, — попросила она, гладя пальцем его поседевшие виски. — А потом расскажу я.
— Когда я написал ту записку, — начал Морис, — я действительно думал, что смерть Катрин всегда будет стоять между нами. Поначалу я пытался… забыть тебя — работал, как проклятый, вечерами обучал молодых хирургов методам эндоскопии. Приходил поздно и проваливался в сон, как мертвый. Но часто просыпался ночами и думал о тебе. Друзья пробовали знакомить меня с женщинами. Все напрасно. Я пробовал бороться с собой, но скоро понял, что это глупо. Время лечит все, кроме… любви к тебе.
Морис замолчал и прижал Лючию к себе.
— Теперь твоя очередь. — Он прильнул к губам своей любимой и оторвался, когда она, едва не задохнувшись, легонько оттолкнула его.
Она не стала рассказывать ни про шведа, похожего на него, ни про желание купить в аптеке двадцать пачек снотворного, ни про то, что ушла из семейного дома и жила одна. Она рассказала про случайно раскрытую книгу на странице, где было написано про испытательный круг, который замкнулся под карканье ворона. Она увидела в этом добрый знак, который не обманул ее. И потом добавила:
— У нас уже мог бы родиться ребенок. Если бы я решилась… — И добавила: — Даже если бы мы не встретились, я все равно хотела бы иметь ребенка от тебя.
— Ты поедешь со мной в Париж, — неожиданно заявил Морис, — навсегда. — И у нас обязательно будет ребенок.
— Поеду, сейчас? Вот так, сразу? — робко возразила Лючия, хотя душа ее пела.
— Ничего себе сразу, — протянул Морис. — Я не могу отпустить тебя, не будучи уверенным, что ты скоро приедешь сама.
Он обнаженным вскочил из постели, похожий на античного бога, достал из сумки электронную записную книжку и сразу же записал все номера телефонов и адреса Лючии.
— Сколько времени тебе надо, чтобы развязаться с прошлым? — нетерпеливо спросил Морис, снова ложась в постель и обнимая любимую женщину.
— Иногда всей жизни не хватает, чтобы расстаться с прошлым, — улыбнулась Лючия, увидев философский ракурс проблемы.
Морис тоже рассмеялся, но, сразу став серьезным, взял в ладони ее лицо и тихо проговорил, целуя поочередно ее глаза:
— Я приеду за тобой через неделю, чтобы помочь тебе перебраться в Париж.
— Всего неделю? — испугалась Лючия. — А как же Паоло? А где я буду работать в Париже? Мой французский недостаточно хорош для работы во Франции…
— Паоло уже все знает, и для него не будет неожиданностью твой отъезд, — парировал он. — А что касается работы… да такого архитектора, как ты, — воскликнул он, — лауреата международных конкурсов, автора интереснейших проектов возьмут куда угодно, уверяю тебя! Я познакомлю тебя со многими художниками и архитекторами. Ты не забыла, что я известный хирург, а у врачей очень большие связи. А насчет французского, я уверен, что через полгода ты будешь говорить, как француженка.
И он, распахнув одеяло, стал целовать тело своей любимой, которая, смеясь, сначала шутливо отбивалась, но вскоре закрыла глаза и отдалась подхватившим ее волнам страсти и любви…
— А в конце марта мы поедем в Канацеи, — проворковала Лючия, когда они отдыхали после долгих объятий. Морис кивнул и счастливо засмеялся.
