Поборов желание разнести Тони в пух и прах, Мерфи сменил тему.
— И как же случилось, что она потеряла голову?
— Хочешь послушать сагу о Безголовой Барби?
— Конечно!
Удивительно, но ему и в самом деле было интересно узнать, как случилось, что Берд сломала свою любимую куклу. Насколько он успел узнать ее, у малышки на любой поступок имелась достаточно веская причина.
Так же, как и у ее матери. Неважно, признавала это сама Фиби или нет. Рано или поздно он найдет ответ и на свой самый большой мучивший его вопрос. Не о том, почему она сбежала и вышла замуж за Тони, даже не успев закончить колледж. Не о том, почему она так долго оставалась с человеком, который обращался с ней совсем не так, как она заслуживала.
Его терзал вопрос, почему она так и не вернулась домой.
— Берд подружилась с одним мальчиком в садике. Они часто играли вместе, но ему нравилось играть с пластмассовыми фигурками — знаешь, такие сборно-разборные ребята, у которых можно менять руки, ноги, головы, оружие.
— Берд решила проделать то же самое с Барби?
— Ну да.
— И растеряла все детали?
Теплый смех Фиби, казалось, наполнил сумрак сарая солнечным светом.
— Барби выглядела очень впечатляюще с мускулистыми руками универсального солдата! Но потом Чад потребовал свои игрушки назад.
— Могу себе представить.
Он выпрямился.
Сарай был залит лучами полуденного солнца, ленивого, напоенного соблазнами. Почти не сознавая, что делает, Мерфи обогнул машину и подошел к Фиби.
Она стояла на коленях, наклеивая на крыло старый браслет из блестящих камушков. Она уже прикрепила к машине целую композицию из стекляшек, блесток и старых украшений — фонтан разноцветных брызг, переливавшихся зеленым и красным. В самом центре, раскинув руки навстречу этой радуге, лежал старый пупс из синеватого фарфора.
Мерфи едва не потерял дар речи.
— Как красиво, Фиби! Только подумать, из всего этого старья…
Она ответила ему взглядом исподлобья, взглядом, в котором мелькнула какая-то неожиданная робость, словно она на миг превратилась в ту девочку, которую он знал много лет назад. Фиби ловко приладила большой кусок рубиново-красного стекла и спросила:
— Помнишь пикник в Рай-Бридж на Четвертое июля?
— Тебе тогда было пятнадцать.
— Ты приехал домой в увольнение.
Конечно, он помнил. Она казалась такой юной, доверчивой, полной огня…
— Ты еще тогда поговорил с Уэбом.
— Да.
— Ты объяснил ему, что не стоит распускать руки, когда я прихожу к нему на свидание, и что если это хоть раз повторится, он будет иметь дело с тобой и еще не скоро сможет снова написать свое имя…
— Это он тебе рассказал?
Она не ответила и продолжала работать. Ее волосы отливали золотом при каждом движении рук, и, приклеив старую круглую сережку, она, наконец, спросила:
— Так ты грозил побить его или нет?
— Я объяснил ему, что он должен относиться к тебе с уважением, и напомнил, что тебе еще нет шестнадцати. Возможно, я предупредил его, чтобы он меня не злил или что-нибудь в этом роде, не помню.
Однако он отлично все помнил.
У Уэба Брендона была определенная репутация, и Мерфи вовсе не хотелось, чтобы Фиби пополнила его коллекцию.
— Значит, ты не знаешь, что после этого Уэб перестал со мной встречаться?
— Правда? Выходит, он умнее, чем я думал. — Он протянул Фиби маленький стеклянный треугольник. — Где ты раздобыла все эти стекляшки?
— У тебя в кладовке, в старом кувшине. Я увидела это вчера, когда раскладывала овощи. По-моему, очень красиво.
— А я и забыл об этом горшке. Когда я переезжал, кое-что из стеклянных вещей разбилось, и я ссыпал в него эти осколки.
— Какие стеклянные вещи?
Она поднялась на ноги, заложив руки за спину. Мягкие очертания ее груди отчетливо обозначились под тонкой майкой.
— Флаконы из-под духов.
Она посмотрела на него с удивлением.
— Я, помнится, когда-то собирала такие.
— Я знаю.
Она заморгала, как большая сова, вытащенная из дупла на солнечный свет. Сходство усиливали растрепавшиеся волосы, торчавшие во все стороны, как перья птицы. Мерфи, не выдержав, расхохотался.
— Что в этом смешного?
— Ты, детка.
— Как не стыдно смеяться над трудящимся человеком! — Она наморщила нос и сильно тряхнула головой. Блестки разлетелись во все стороны вокруг ее головы, стекляшки и монеты посыпались на пол, точно взорвалась петарда. — Ты должен благодарить небеса, что нашел такого помощника, старина!
Он взял прядь ее волос и заправил за ухо.
— Ты бы тоже посмеялась, Фиби, если бы увидела себя со стороны. У тебя весь нос в клее, а в волосах еще остались монеты. Постой-ка, наклонись.
Она склонила голову. Он собрал монеты и осторожно выбрал из волос блестки. Шелковистые волосы Фиби были упругими на ощупь и источали легкий весенний аромат. Он так увлекся, что едва расслышал ее вопрос.
— А зачем ты покупал флаконы с духами, Мерфи? Это как-то не в твоем вкусе.
— Они были очень красивые, детка. Мне они нравились.
Они напоминали ему о целой батарее разноцветных маленьких флакончиков на тумбочке у нее в спальне, но он осознал это только сейчас. Просто удивительно, до чего собственный разум может обманывать человека, так что он даже не подозревает о своих истинных побуждениях!
— Вот как.
Его пальцы дотронулись до верхней пуговицы майки Фиби — там, остановив свой стремительный бег, замерла маленькая капелька пота.
— Что ты делаешь, Мерфи? — прошептала Фиби.
— Сам не знаю.
Он осторожно расстегнул пуговицу. Фиби не пошевелилась, когда он встал позади нее, и не смогла бы пошевелиться, даже если бы от этого зависела ее жизнь. Она словно оказалась в ленивом вечернем прибое, и вывести ее из этого гипноза смогла бы только Берд. Если бы на сарай налетел ураган и сорвал с него крышу, она бы этого даже не заметила.
Или, во всяком случае, не обратила бы внимания.
Обнимая ее сзади за плечи, Мерфи медленно и изящно отступал вместе с ней к стене. Казалось, он танцует под только ему слышимую музыку, но Фиби могла бы поклясться, что тоже слышит ее. Его пальцы скользнули под вторую пуговицу и потянули петлю.
Движение руки Мерфи отозвалось в самых сокровенных глубинах ее естества, и Фиби судорожно вздохнула.
Он замер, но она по-прежнему чувствовала его бедра.
