— А звали этого старшего мальчика случайно не Эрик? — догадался Джон.
Флоренс кивнула.
— Это было так давно, — словно оправдываясь, сказала она. — Я была еще очень глупая.
Джон вдруг испытал острое сожаление, что его не было тогда рядом с ней. У него был свой дуб в усадьбе «Мередит», среди ветвей которого он скрывался, чтобы помечтать. Да и купался он в водах той же реки, что и Флоренс. Можно сказать, что воды, омывавшие его, потом неслись к этой девочке, ведь оба они в летние каникулы спасались от жары в водах Трента. Джон попытался представить, какой Флоренс была в детстве, и это не составило ему никакого труда. Он так отчетливо увидел длинноного подростка с едва наметившейся грудью, с гривой растрепавшихся светлых волос, спадавших на лоб, из-под которых сверкали, словно два драгоценных камня, большие зеленые глаза, что затаил дыхание, боясь спугнуть образ, явившийся из прошлого. Наверное, у нее вечно были расцарапанные коленки, подумал он и улыбнулся.
Флоренс решила, что Джон смеется над ней.
— Можно подумать, что ты в детстве не целовался с девочками! — сказала она.
— Я? Не помню… — рассеянно ответил Джон. В его памяти всплыли строчки любимого им в юности Шелли. — «Я слаб душевно и телесно, с собой и с миром не в ладу, блаженство сердцу неизвестно — у мудрецов оно в ходу — и в будущем его не жду», — вполголоса прочитал он.
Флоренс с удивлением смотрела на Джона. Он вдруг показался ей непохожим на себя.
— А дальше помнишь?
— «Пустое — власть, любовь и слава, иные их гребут как мзду и в жизни видят лишь забаву, а я все пью да пью отчаянья отраву». — Джон замолчал.
— Прочитай дальше, — попросила Флоренс, сдерживая непонятное волнение.
— «Природы ласковой соседство меня покоем обдает, упасть бы навзничь, вспомнив детство, и выплакать бы груз тягот, конец которым не придет, пока меня не тронет тленье…»
Сердце Флоренс сжалось, словно поэт поведал о ее судьбе.
— Шелли? — спросила она тихо после короткого молчания.
Джон кивнул и с интересом посмотрел на нее. Глаза Флоренс были влажными.
— Прости, если я тебя расстроил, — сказал он в своей обычной насмешливой манере. — Почему-то именно здесь вспомнились эти стихи. Не пора ли нам двинуть в сторону Дерби? Не знаю, как ты, а я проголодался.
— Я бы тоже не отказалась от парочки сандвичей с тунцом и чашки чая, — ответила Флоренс, повеселев.
— Думаю, после такой прогулки мы можем позволить себе более основательный ужин, — решительно заявил Джон.
После осмотра знаменитого ипподрома и дома, где родился и прожил большую часть своей жизни художник восемнадцатого века Джозеф Райт, о котором Флоренс рассказывала с такой гордостью, словно он был ее родственником, Джон повез ее в самый лучший ресторан города. Сюда они как-то заезжали с Джорджем. Здесь готовили хорошо. Флоренс пыталась протестовать, уверяя, что им такой ресторан не по карману, но Джону довольно быстро удалось доказать ей, что, если они не будут особенно шиковать, еда в ресторане обойдется им не дороже, чем в кафе. И что в таком платье, как на ней, просто неудобно идти в какую-то дешевую закусочную.
Флоренс польстило, что Джон сумел по достоинству оценить ее элегантный наряд. Войдя в холл ресторана, она увидела себя рядом с Джоном в больших зеркалах. Обалденная пара! — подумала Флоренс, вспомнив выражение своей университетской подруги.
Ресторан ей понравился, здесь не было ни назойливой позолоты, как в некоторых ресторанах, ни шума и табачного дыма, как в тех кафе, в которые она иногда заходила, бывая наездами в городе. Столик на двоих им отвели в самом дальнем углу зала, куда едва доносилась тихая музыка, звучавшая с эстрады.
Официант в смокинге и перчатках подал ей меню, и Флоренс выбрала самое недорогое блюдо — шницель по-венски. Каково же было ее удивление, когда на огромной тарелке ей подали шницель, края которого свисали с двух сторон. Джон согласился с ее выбором, присоединив к нему бутылку красного вина, кофе и десерт.
Утолив разыгравшийся аппетит, Флоренс рассказала несколько забавных эпизодов из своей студенческой жизни, когда приходилось проявлять чудеса изобретательности в кулинарии, чтобы приготовить себе ужин, поскольку денег на еду всегда не хватало.
— На что же ты их тратила? — поинтересовался Джон, никогда не бывавший в подобной ситуации.
— О, в Лондоне столько соблазнов! — мечтательно закатила глаза Флоренс. — На одной только Риджент-стрит можно разориться. А театры, выставки, музеи? Конечно, мы старались посещать музеи в те дни, когда вход был бесплатный. Но на выставки без билетов было попасть невозможно. В театры, правда, ходили редко, но уж обязательно на гвоздь сезона!
Флоренс раскраснелась от выпитого вина, глаза ее сияли. Она была так хороша, что Джону стало страшно. После проведенных вместе нескольких часов он смотрел на нее по-другому. Она уже не казалась ему просто очередной красивой и даже не совсем обычной по характеру девушкой, встретившейся на его пути. Мысль о том, что они росли почти рядом, что столько общего, как выяснилось, было в их детстве, сделала ее в глазах Джона чем-то неотъемлемым от него, частью его жизни. Какой жизни? — спросил себя Джон. Разве в той жизни, которую он вел в Лондоне совсем еще недавно, Флоренс нашла бы себе место? Он подавил невольный вздох, вновь оказавшись на распутье. Единственное, что сейчас он знал наверняка, это острая потребность находиться с ней рядом.
Где-то около девяти они закончили ужинать и собрались уходить, когда возле их столика возник Эрик Рэнделл. Джон обратил внимание, что на лице его не было ни раздражения, ни гнева, а лишь странное выражение недоумения.
— Флоренс, я прождал тебя в клубе, потом позвонил твоим родителям и узнал, что ты уехала с новым управляющим. — Он высокомерно кивнул Джону, скользнув взглядом по его костюму и вздернув брови. — Как это понимать? Он, что, не передал тебе моего сообщения?
— Передал, — невозмутимо ответила Флоренс, — но мы уже к тому времени договорились с мистером Картерсом, что я покажу ему местные достопримечательности. — А как ты нас здесь нашел? — Она обвела взглядом зал и увидела, что на них смотрят две молодые женщины, сидевшие в обществе какого-то мужчины. Четвертый стул был свободен. — Извини, я уже поняла, что это всего лишь случайное совпадение.
Эрик покраснел, но продолжал держаться высокомерно.
— Мои друзья по клубу уговорили меня пойти поужинать. Я согласился, не торчать же мне одному в клубе, пока ты разъезжаешь по округе с новым управляющим фермы. Извини, я покину вас. Завтра встретимся и поговорим.
— Мы уже собираемся уходить, — сказала Флоренс, проигнорировав его последнюю фразу.
На обратном пути оба молчали, погруженные в собственные мысли. Флоренс было хорошо рядом с Джоном в тесной кабине, приятно было ощущать исходившее от него тепло, видеть его красивый профиль, наблюдать за его уверенными движениями. Об Эрике Рэнделле она не вспоминала, все ее мысли были заняты таким загадочным и в то же время таким близким ей по духу человеком, который сидел рядом. Объяснить она не могла бы, но чувствовала, что отныне Джон Картерс ей не совсем чужой человек.
