И, уже не заботясь о мнении окружающих, Мэллори распахнула дверь, подхватила длинную юбку платья и выскочила в коридор. Она пробежала через вестибюль под галереей и оказалась на улице. И только тут поняла, что забыла сумочку.
Ну и пусть, подумала Мэллори, в сумочке все равно всего пять долларов. Этого не хватит, чтобы заплатить за такси до дома Гейба, а если воспользоваться автобусом, то уйдет час с лишним. И Габриэлю не составит труда перехватить ее на месте. Впрочем, если ему это не удастся, что тогда? Она соберет вещи, вызовет машину и отправится в отель, где он вычислит ее в один момент. С его-то ресурсами и опытом.
Куда ей идти? С кем поделиться бедой? Она с ума сойдет, если он оставит ее, но как унять гнев и поступиться гордостью?
Господи, помоги мне! Первые слезы задрожали на ресницах. В дом Гейба путь закрыт.
Когда в конце улицы появился белый лимузин, слезы уже лились в три ручья, тушь размазалась по щекам, а волосы уныло повисли по плечам.
Лимузин обогнал замершую без сил Мэллори, остановился, затем задним ходом подъехал к тому месту, где она стояла. Мэллори собрала юбку, чтобы снова броситься бежать куда глаза глядят, но тут окно опустилось, и она узнала пассажира.
Когда рука в перчатке поманила ее, девушка не колебалась. С рыданиями она перебежала перекресток и нырнула в темное нутро автомобиля.
Секунду спустя лимузин исчез в чернильной ночи Денвера.
Глава одиннадцатая
По требовательному дверному звонку Гейб определил, что визитер не Мэллори — она не имела обыкновения жать на кнопку с таким остервенением, — но сердце продолжало надеяться. Он никогда не испытывал такого разочарования, как в те первые секунды, когда на пороге обнаружил Купера.
Справившись с желанием захлопнуть дверь — поскольку последние шесть дней не желал никого видеть, кроме одной-единственной женщины, — Гейб расслабил мышцы лица.
— Что ты тут делаешь?
— Я пришел доложить о поисках.
— Мы его нашли?
— Нет.
— Ладно. Спасибо за доклад. — Гейб толкнул дверь, чтобы она захлопнулась, и отвернулся.
— Подожди. — Купер никогда не сдавался, даже если старший брат явно выигрывал, вот и сейчас он быстро выставил вперед руку, и дверь снова распахнулась. Купер без лишних церемоний, не дожидаясь приглашений, прошел мимо Гейба в коридор. — Это первая причина, вторая — я здесь, потому что все беспокоятся за тебя.
Полсекунды Гейб размышлял, не преподать ли младшему брату урок и выставить нахала вон, но в следующий момент врожденное чувство иронии проснулось в нем, и его рот искривился в ухмылке.
— Все — это кто? — Одержав вверх над эмоциями, Гейб закрыл дверь.
Купер редко выглядел виновато, и Гейбу удалось позлорадствовать в душе.
— Ну, мы все, парни… главным образом, конечно, Лайла и Женевьева.
— И что? Тебе выпала короткая спичка?
— Что-то типа этого.
— Дьявол, — вяло произнес Гейб, пересекая за братом холл. — У тебя есть пять минут, чтобы сказать, зачем ты явился ко мне, а потом можешь катиться отсюда и убедить девочек, что со мной полный порядок.
— Ну-у… — Купер остановился, пропуская брата вперед в гостиную. Его острый взгляд успел ухватить скомканный плед на полу, гору грязной посуды на столе и журнальный столик, заваленный газетами. — Я не знаю, — с сомнением протянул он. — Ты выглядишь как-то… помято, братец.
Гейб провел рукой по небритым щекам, посмотрел на старые поношенные джинсы на ногах и пожал плечами.
— У меня отпуск. Могу себе позволить.
— Конечно, но… — Купер прошел на кухню, налил себе в чашку холодного кофе, отпил и поморщился. — Хочешь поговорить? — спросил осторожно, выливая кофе в раковину.
Когда Гейб поднял на брата глаза, тот только вздохнул.
— Послушай, Дейк говорит, когда он заходил к тебе в воскресенье, ты все еще был в смокинге и смотрел волком. А по словам Доминика, Мэллори перебросилась с Лайлой парой фраз, что, мол, она находится вне зоны действия телефонной сети и ищет жилье. Лайла говорит, что она ушла от тебя. Ты не появляешься на работе… Валяй, Гейб, поделись, что между вами произошло.
На щеке Гейба задергался мускул. Конечно, он обожал свою семью, но иногда чувствовал себя с ними словно тигр среди домашних кошек. Другого выхода, как поговорить честно, он не видел.
— Ладно, мы повздорили, но активно работаем над решением нашей проблемы. — Он искреннее верил в каждое слово.
— Я могу что-нибудь сделать для тебя?
— За исключением того, чтобы оставить меня в покое, нет. — Гейб и сам ничего не может сделать, только сидеть сложа руки и смотреть, как течет время, а она все не приходит.
Гейб даже не помнил, как долго он стоял тогда в кабинете, пораженный тем, что она сравнила его с ее отцом. Первый порыв был побежать за ней и заставить ее поверить в искренность его чувств.
Однако рассудительность преобладала над вспыльчивостью. Гейб решил, что им обоим нужно время, чтобы остыть, поэтому направился в бар, заказал стакан скотча и спросил себя, почему он удивлен тем, что произошло. Разве он не предвидел, что она возмутится? Предвидел. Тогда почему не открыл правду?
Она умная женщина и, когда успокоится, непременно поймет, что вела себя неразумно, и забудет ссору и оскорбления.
С этими мыслями Гейб направился домой. Впрочем, несмотря на все доводы и логику, от вида пустого дома ему стало тоскливо до смерти. В ту ночь он не сомкнул глаз и, едва рассвело, помчался к Дейку. Прошло утро, от нее ни слова, день — тишина, наступил вечер. Гейб слонялся по тихим комнатам, натыкаясь на следы ее присутствия — кружевные трусики, лежащие рядом с его носками в корзине для белья, книга на столике у кровати, которую она читала на ночь, букет ромашек на кухонном столе.
И тогда он задал себе вопрос: неужели она не сгоряча сказала, что больше не хочет его видеть? Он не подготовился к разрыву, их роман только начался, и вдруг такая трещина в самом фундаменте. Первые сомнения и обиды.
Гейб все еще пытался осмыслить их ссору и найти решение, как восстановить мир, когда позвонила Лайла и сказала, что с Мэллори все в порядке и ему не стоит беспокоиться. Затем осторожно добавила, что сожалеет об их разрыве, и повесила трубку.
Гейб стоял в кухне, слушал короткие гудки и понимал, что это конец. Ни слова о ее возвращении, ни намека на то, где она, никаких сообщений для него.
В глазах защипало.
Одиночество накинулось на него и сбило с ног. Гейб устало рухнул на табурет. Теперь как никогда он понимал своего отца: мужчина, которого он обожал, перед кем преклонялся со страстностью первенца, этот мужчина дышал, передвигался, но внутри умер, похоронив любимую женщину.
