За столом неожиданно стало тихо. Гости перестали разговаривать и с состраданием слушали дона Андреса.
— Скажите откровенно, кто-нибудь из вас мог помыслить, что наступит день, когда Калифорниец перестанет быть хозяином своей страны, той земли, на которой родился и вырос? — продолжал он. — Вы улыбаетесь, дон Хосе, а между тем я говорю правду. Теперь мое право на это ранчо, унаследованное от отца, оспаривается инородцами. Почему я должен доказывать кому-то, что владею этой землей по праву? Теперь тот факт, что мой дед получил ее в дар от короля Испании, никого не интересует. Получается, что в новой Калифорнии я — никто. Пустое место!
Mapa медленно обвела взглядом лица людей, сидевших за столом. Они с каждой минутой становились все мрачнее.
— Если я не прав, так возразите мне! — горячился дон Андрес. — Когда-то название ранчо Виллареаль внушало окружающим уважение. А для этих голодранцев нет никакой разницы — калифорниец, чилиец или мексиканец. Если у тебя смуглая кожа и ты говоришь с акцентом, то ты не человек. Знаете, что происходит с моими слугами, убегающими на золотые прииски? Многие из них потом возвращаются обратно. Это в буквальном смысле униженные, забитые люди. Их спины хранят следы кнута. Они опускаются и теряют человеческий облик, превращаясь в покорных скотов.
— Андрес, сын мой, перестань, пожалуйста, — взмолилась донья Исидора. — Не забывай, что здесь дамы. Твои слова могут их расстроить и испугать. — Она подлила вина в бокал донье Хасинте, которая тут же поднесла его к дрожащим губам.
— Простите, друзья, что я помешал вашему веселью, — извинился хозяин дома. — Но вы знаете, как нелегко спрятать гордость в карман и хранить молчание, когда твою землю попирают чужаки.
— Это правда, — воинственно отозвался дон Игнасио. — Неужели вы забыли, как погибли Хосе де лос Рейес Беррейеса и его племянники, Франциско и Рамон де Харо? Их пристрелили у бухты Суисан. А они всего лишь защищали свою землю. Вспомните, как во время войны с Мексикой по лживому обвинению арестовали и много месяцев продержали в тюрьме дона Мариано Вальехо и его брата Сальвадора! А бандиты между тем грабили наши дома, уводили скот! Все может повториться снова!
— Что же нам делать в этой ситуации? Ума не приложу. По-видимому, ничего, — продолжал дон Андрес. — Я очень рад, что мой отец умер и не увидит, как изменился мир.
— Замолчи сейчас же, Андрес! Ты заходишь слишком далеко! — решительно прервала сына донья Исидора.
В зале повисло неловкое молчание. Но донья Исидора дала знак слуге, и в дверях показались музыканты. Они сгрудились у входа и заиграли какую-то мелодию. Звуки скрипки и гитары вывели гостей из оцепенения, и они снова с жаром набросились на еду. Все, кроме Мары и Брендана, у которых начисто пропал аппетит.
Брат с сестрой переглянулись. Их шокировала речь хозяина, они не могли в отличие от калифорнийцев постичь всей глубины и важности его слов. Брендан пожал плечами, давая Маре понять, что не желает вмешиваться в чужие дела, и обратил свое внимание к донье Хасинте, открыто восхищавшейся молодым обходительным ирландцем.
Наконец гости отставили тарелки и отдали должное вину. Рауль достал из кармана сигару и закурил, пуская сизый дым в потолок. По столовой поплыл резкий запах крепкого табака.
— Рауль, ты забыл попросить разрешения закурить! — набросился на сына дон Луис, и лицо его вновь стало покрываться бурыми пятнами.
— «Рауль, сделай это, Рауль, не делай то…» Сколько можно! Я не намерен ни у кого спрашивать разрешения, если захочу выпить или покурить. Я взрослый мужчина, а не ребенок! И нечего мной понукать! — яростно выпалил Рауль.
— Тогда будь добр вести себя, как подобает взрослому мужчине, и не позорить славное имя Кинтеро! В противном случае тебе придется выйти из-за стола. Невежам не место в приличном обществе!
Рауль вскочил, раздраженно оглядел присутствующих и удалился из комнаты, не вынимая изо рта сигары. Донья Хасинта тяжело вздохнула и, взволнованно кусая губы, посмотрела сначала на мужа, потом на опустевшее место за столом.
— Не понимаю, что нашло на мальчишку. Никогда прежде он не позволял себе так непочтительно разговаривать с отцом. Хасинта, почему ты допускаешь, чтобы он нас позорил? — тут же обвинил жену дон Луис.
— Рауль еще дитя. Придет время, и он поймет, как важно быть терпимым и знать свое место, — утешила донья Исидора несчастную мать, которая была готова расплакаться. — Пойдемте в гостиную, будем веселиться и танцевать, и позабудем о всяких глупостях.
Вечер закончился не скоро. Только около полуночи Mapa с заснувшим у нее на руках Пэдди и Брендан смогли откланяться. Они шли через двор, Брендан беспечно насвистывал какую-то песенку и глядел на звезды, a Mapa думала о том, что скажет им Джэми.
Позже Mapa стояла в своей комнате у окна и любовалась серебристым диском луны, повисшим над едва различимыми вершинами холмов, на который время от времени набегала легкая тень облаков. Девушка зябко поежилась и стянула концы шали на шее. По спине у нее пробежал неприятный холодок. Что-то не так — но что именно? Ее не покидало смутное предчувствие, но как объяснить Брендану? Брат лишь посмеется над ее детскими страхами. Но что делать, если она не в силах от них избавиться? В отчаянии Mapa прижалась лбом к оконному стеклу и задумалась.
Спустя некоторое время девушка отошла от окна, твердо решив не поддаваться слабости. Зачем ей волноваться? Они с Бренданом просто играют спектакль. Так часто случалось в ее жизни и будет еще не раз. Премьера прошла успешно, удалось убедить всех, что она — Амайя Воган. А это главное. Впрочем, можно ли обвинять в доверчивости этих людей, когда они имеют дело с настоящими профессионалами, для которых лицедейство — образ жизни?
Глава 3
Свершило колесо свой полный оборот — и круг замкнулся.
Шекспир
В долине ранчо Виллареаль дни тянулись медленно и однообразно. Mapa и Брендан легко приняли по-деревенски простой образ жизни калифорнийцев и продолжали играть свои роли в надежде на скорое завершение спектакля. Однако дон Луис не торопился расторгнуть контракт со своей труппой, довольный тем, как она справляется с поставленной задачей, и вовсе не намеревался подгонять события. Что касается Брендана, то тот понемногу терял терпение и все чаще заглядывался на синие вершины гор, страдая оттого, что до золота, к которому он так стремился, теперь рукой подать, но от этого оно не стало ближе.
Ежедневно с восходом солнца обитатели ранчо включались в угнетающий отсутствием новизны и ленивой размеренностью ритм жизни. Mapa каждое утро просыпалась с головной болью, которая с тех пор, как они поселились здесь, стала ее постоянной спутницей. Она выходила в патио и садилась на каменную скамеечку, где изо дня в день наблюдала одну и ту же повторяющуюся сцену: на заднем дворе появлялся дон Андрес в широкополом, с плоским верхом сомбреро, надвинутом по самые брови, и в сапогах со шпорами, которые позвякивали при каждом шаге. Оставаясь незамеченной в тени деревьев, Mapa следила за тем, как он отдавал приказания слугам, кланявшимся ему в пояс, а затем садился на лошадь, которую почтительно придерживал конюх, и выезжал через широкие ворота в долину. Донья Исидора также поднималась с первым лучом солнца, надевала скромное черное платье, покрывала голову кружевной мантильей и отправлялась в сопровождении служанки, несшей за ней маленький коврик, к ранней мессе в часовню у подножия холма. По возвращении она собирала на заднем дворе прислугу и отправляла кого прибирать в доме, кого на кухню готовить завтрак. Вскоре после этого из открытой двери пристройки, в которой размещалась летняя кухня, начинал виться ароматный дымок.
