Меня зажали. Они были уверены, что я никуда не денусь. И я знал это.
Сердце ухнуло и на миг остановилось. Тьма нахлынула на меня. Помутнение длилось какую-то долю секунды. А потом как холодный душ обрушился сверху. И я с безумным ликованием ощутил, что такое просветленное, чистое сознание. Передо мной предстала невероятно четкая картина «объема боя». И это была не компьютерная развертка, а нечто совершенно иное. По логике следовало бы все это списать на галлюцинацию, потому что такого просто не может быть. Но только у меня была окончательная, не требующая доказательств уверенность, что все это происходит на самом деле. Я видел все не глазами. Мое сознание расширилось. И теперь я видел все в целом и каждый элемент в отдельности. Я имел возможность в мельчайших деталях рассмотреть каждый истребитель врага, и даже, казалось, мог коснуться его рукой. Вот только проведу ладонью – и смету устремившегося на меня «Синего паука» да еще захвачу тройку «Скорпионов». Потом походя смахну мерканский фрегат… А еще я разглядел лицо, равнодушное, бледное и жуткое, – это было лицо пилота-клона в «Синем пауке». На миг эта безжизненная маска озарилась гримасой мутного, не радостного, а зловещего торжества. Он был уверен, что они взяли меня. Они упустили наш эсминец, но могли спокойно дотерзать те одинокие истребители, которые не успели в вагон тронувшегося магнитоле езда.
– А ведь не возьмете, – прошептал я, Я видел всю картину, как видит ее художник, знающий, как довести полотно до идеала. Я знал, как дорисовать картину боя. Я понял, как пройти через мерканское звено…
И рванулся в прорыв.
Мигал меддиагност скафа, посылая тревожные сигналы, Ныл индикатор, показывая запредельные перегрузки. Но я не терял сознания и еле слушающимися пальцами задавал новую траекторию.
Я ощутил нахлынувшую волну ужаса – ее излучал пилот истребителя класса «Ящер». Он видел, что не разминется со мной. Я сжег его, оставив пылающий в безвоздушном пространстве костер.
– Есть!
Еще один! Два уничтоженных и три поврежденных истребителя врага за один бой! Неплохо!
Эсминец «Буран» светился все более ярко… Считанные секунды до завершения нырка!
Все, я в поле действия вакуум-пробоя! Оповещение – свой.
Я почти успел… Но не успевал… Нырок завершался. И у меня не осталось времени на раздумье.
Я бросил истребитель вперед. Внутри все обмерло. Я имел шанс угодить в пустоту. И тогда придется биться с мерканами, пока они не сожгут меня.
Я невольно зажмурился.
И меня вдавила в кресло чудовищная перегрузка. Поля нейтрализации эсминца гасили мою скорость, но не могли полностью погасить инерцию. Я застонал…
Командир «Бурана» приостановил переход в супервакуум. Это было очень опасно. Можно было представить, как сейчас сотрясает гигантский корабль вибрация, пробирающая до печенок, как людям кажется, будто она разнесет их на атомы. Но на «Буране» решили рискнуть всем, чтобы вытащить одного пилота. Решение нельзя было назвать разумным. Но война живет не только по холодной логике. Мы же люди, а не мерканские клоны.
Смутно я видел посадочную секцию эсминца…
Створки за мной закрываются…
И горячая волна проходит по телу от макушки до пяток– это эсминец пробил вакуум…
Я закусил и так уже прокушенную губу и бессильно откинулся в противоперегрузочном кресле. Когда медики вытаскивали меня, по моему лицу текли слезы с кровью, которых я совершенно не стеснялся…
И я понял, что уже нет никакого смысла держаться в сознании… *** Я провалялся в реанимационном блоке двое суток. Все это время сложнейший механизм, больше похожий на живое существо, чем на обычную железяку, подправлял меня – по сосудам рыскали в поисках врагов тысячи минироботов, самые маленькие из них были сравнимы размером с клетками. В меня закачивались синтезированные вещества, которых не хватало в организме, активизировались электромагнитными импульсами и химическими вбросами регенерационные процессы. В результате происходило то, что еще пару столетий назад назвали бы чудом – искореженный, по идее ни на что не годный организм восстанавливался на глазах и обещал в скором будущем работать ничуть не хуже, чем раньше. Меня эта процедура всегда пугала какой-то механистичностью. Такое ощущение, будто медики не человеческое тело восстанавливают, а ремонтируют поврежденный в бою истребитель.
Все это время изредка я выныривал из мутного полузабытья. Боли не было – ее просто выключили, чтобы она не смущала меня и не задерживала процесс восстановления. Боли нет места там, где есть современные медтехнологии.
Позже мне сообщили, что у меня были сломаны восемь ребер и левая рука в двух местах, повреждены легкие и треснул позвоночник. В общем-то, ничего опасного – для военной медицины это не проблема.
Наконец, боль нейтрализовывать перестали, и она пришла – слабая, не агрессивная, будто морально подавленная. Ей больше не было добычи в моем теле, и она быстро успокоилась. Потом распахнулся реанимационный контейнер, похожий на трехметровую сигару. Меня вытащили на свет божий и уложили на койку. Теперь вокруг меня в воздухе насекомыми вились переливающиеся в мягком сиреневом свете бесконтактные датчики, готовые немедленно доложить о малейших признаках неблагоприятного изменения состояния.
Состояние у меня было странное. Я обессилел. Бой высосал меня. Не было победного трепета, ужаса прошедшей бойни, жалости к погибшим. Только какое-то отупение.
Когда я проснулся в очередной раз, то увидел Талану. Она уже была на ногах. Ей досталось тоже прилично. Ее истребитель еле дотянул до посадочной секции. Техники все гадали, как это он не развалился.
– Ты не выполнил приказ, Серг, – с места в карьер заявила она.
– Какой?
– Идти на борт.
– Это было неверное решение.
– Я понимаю. Ты прав…
Она посмотрела на меня внимательно, улыбнулась и неожиданно провела ладонью по щеке. Ладонь была жесткая и шершавая, но прикосновение – приятным.
– Ты хорошо справился, пилот, – произнесла она…
Я слабо кивнул. И снова заснул, убаюканный тарелкой биополевого излучателя над моей головой.
После очередного пробуждения начала возвращаться тревога. Отупение проходило, пустота наполнялась той самой проклятой тревогой, которая внешне не была привязана ни к чему, но все равно подтачивала меня, как червь точит дерево.
Наконец появился Корвен – живой носитель новостей.
– На Токсане меркане. Система потеряна. Два корабля-пробойника потеряны, – перечислял он с бесстрастностью компа, присев рядом с моей кроватью на надувшийся под ним стул-пузырь. Фиолетовое освещение делало его лицо каким-то фантастическим.
– Сколько истребителей погорело?
– Несколько сот.
– Кто из наших?
