– Разве что одного малолетку, который не захотел у меня отсосать, – ответил Дик. Он часто говорил так, будто находится на сцене.
– Нет, я серьезно.
– Ты что, хочешь кого-то убить? – неожиданно заинтересовался Дик.
– Хотелось чуть раньше, – ответила Ромашка, – Иногда думаю: вот бы у меня был пистолет… просто припугнуть их, понимаешь?
– А кто они? – спросил Дик.
– Ну, говнюки всякие.
– Я достану тебе ствол, если ты этого хочешь, детка, – предложил Дик, стараясь подражать Хэмфри Богарту, но вместо этого получилось, как у американца, пережившего апоплексический удар.
– Да ты шутишь, – ахнула Ромашка.
– Вовсе нет, – слегка обиделся Дик. – Пойдем со мной в Кэннинг-Таун завтра, и я поговорю там с ребятами.
Ромашка почувствовала себя как во сне, будто это был вовсе и не ее голос. – Да нет, все в порядке. Это просто бред какой-то.
– Да ладно тебе, – сказал Дик, – прикольно будет. Сможешь Чарли башку отстрелить, например.
– Да меня не Чарли злит, – ответила Ромашка.
Это задело Дика, Ромашка давно ему нравилась, хотя и не принадлежала к «его типу» женщин.
– Как хочешь.
– Я не знаю, – произнесла Ромашка, и все у нее внутри похолодело.
– Короче. Звякни мне на трубу, если надумаешь, – предложил Дик.
Глава четырнадцатая
– Кто-нибудь пристрелите ее, пожалуйста!
Волна смеха прокатилась по темному залу, дарив деморализованную Ромашку осознанием того, что сегодня не в лучшей форме, самооценка упала ниже плинтуса, а Насмешник вернулся.
Да, в конце концов она про себя окрестила его Насмешником с большой буквы, и теперь он просто обязан будет над ней издеваться до тех пор, пока она не освободит от него землю. «В смысле не человеком, а одним насмешником будет меньше», – тут же добавила она про себя. Быть смешной постоянно невозможно. У каждого есть плохие дни, и самым страшным кошмаром для каждого комика является день, когда муза оставляет его и перебирается к злейшему сопернику, поднимая его комедийные способности еще выше.
Ромашка сникла, и публике стало даже немного жаль ее, но она еще не научилась использовать эту симпатию себе во благо, и после парочки шуток, подошедших бы скорее для кружка вязания, она покинула сцену.
– Я этого пиздюка за тебя порву, если хочешь, – галантно предложил свои услуги Дик Мудвин, когда они шли по коридору.
– Спасибо, – жалким голосом поблагодарила его Ромашка.
– Короче, где там этот юморист? – спросил Дик, выйдя на сцену. – Давненько я не трахал козлов.
Толпа восторженно заулюлюкала. Они чувствовали, что у него все под контролем, а Ромашка отползла подальше, чтобы посмотреть работу мастера, несмотря на то, что его педофильские шуточки превращали ее в ханжу, чего раньше она за собой не замечала.
К краю сцены от бара продефилировала какая-то тетка, пришедшая позже всех. Ромашка сжала зубы, зная, что Дик влупит ей из обоих стволов. Женщина была толстовата, даже в полумраке, и Дик пошел в атаку на уничтожение.
– Любовь моя, – сказал он. – Анонимные Анорексики собираются в другом клубе.
Мужские смешки.
– Я не анорексик, – ответила тетка с точно отмеренной иронией в голосе. Толпа захихикала.
Тетка продолжила:
– Я не анорексик, потому что ем много всякого дерьма, в то время как с тобой, по-моему, происходит абсолютно противоположный процесс.
Женщины засмеялись. Парни уважительно хмыкали. Дик выглядел удивленным.
– Когда рожаешь? – попробовал он старый комедийный стандарт для толстух.
– Минут через пять, – ответила тетка. – Поможешь? Ведь это твой засранец.
Публике понравилось. Кое-где захлопали и засмеялись.
Ромашка внезапно осознала, что этой теткой у сцены была Марта, и почувствовала укол зависти к тому, как ловко она пикировалась с Диком.
Шутки Дика становились все гаже и гаже, и в конце концов он ретировался с достоинством, на которое только был способен постоянно преследуемый охотниками на педофилов комик.
– Ну ты даешь! – воскликнула Ромашка, обнимая Марту.
– Фигня. Просто удачный гормональный всплеск в нужное время.
– Что ты здесь делаешь? – поинтересовалась Ромашка.
– Не хотелось идти домой после депрессивной встречи с Билли. Хотелось посмеяться. Посмотрела в газете, увидела, что ты сегодня выступаешь, ну и так далее.
– Ты видела парня, который меня высмеивает? – спросила Ромашка.
– Нет. А что?
– Я об этом еще не рассказывала, но он был уже на нескольких моих выступлениях и постоянно надо мной глумится.
– Какое прелестное извращение, – заметила Марта: когда дело доходило до сексуальных преследований, она вела себя как подросток.
– Это вовсе и не прелестно. Это страшно. Он прислал мне записку и CMC.
– Ты бы на него сначала посмотрела, прежде чем истерить. Может он красавчик.
– Марта, будь посерьезней! – взорвалась Ромашка. – Что я могу сделать? Я очень уязвима во время выступления, и люди всегда знают, где я выступаю, потому что это написано в газетах.
– Ну извини, – буркнула Марта. – Я уверена среди комиков достаточно мужиков, которые могли бы за тебя постоять.
– Я бы на это особо не рассчитывала. Если этот Насмешник выйдет на меня с хлебным ножом, могу точно гарантировать, что все Короли Комедии скорее рванут на выход, чем будут рисковать своими блистательными карьерами.
– Тогда тебе лучше достать пистолет, – предложила Марта.
– Знаешь что, – начала было Ромашка, но замолчала, когда услышала, как публика гонит со сцены Дика Он, как обычно, зашел слишком далеко в своих шутках и начал историю о том, как изнасиловал курицу и как это повлияло на ее вкус после того, как ее приготовили для воскресного обеда.
Ромашка и Марта ушли из клуба, решив посидеть в кафе и выпить по чашке кофе с бубликами.
В кафе было полно народу, поскольку была пятница, и несколько пьяных мужиков приставали с дурацкими пьяными советами ко всем, кому не могли дать по морде.
– К вам можно, красавицы? – спросил один из вышеупомянутых, обдав подруг ароматом блевотины и пива.
– Мне бы не хотелось, – ответила Ромашка, забыв, что она комик. – У нас очень личная беседа.
– Отвали, урод, – попробовала Марта менее цивильный способ.
– Не стоит со мной так, толстушка-пампушка, – ответил тот, и тут же рухнул, ударившись лицом о край стола. Из носа закапала кровь, и у Марты возникли неприятные мысли о том, сколько передающихся через кровь болезней может быть в этом фонтане. Пьяный поднялся, зажав рукой распухший шнобель.
