Она оделась и спустилась к завтраку, каждую минуту с тревогой ожидая телефонного звонка. Второй раз за время их знакомства она ждала звонка от сына старого шейха аль Хассана. Но часы шли, а телефон молчал. Были ли его чувства такими же противоречивыми, как и у нее? Каков он настоящий — Рамон, обитатель роскошных курортов Средиземноморья, или Рамон, размахивающий саблей, предводитель отряда всадников на ритуальном празднике? Она мысленно увидела темные глаза с длинными ресницами, смотревшие на нее с мукой и мольбой. Может быть, он не звонит потому, что вчера вечером по дороге обратно Рената постаралась убедить его, что своим поведением он бросает вызов отцу, а это добром не кончится.
Но даже если он внял предостережениям Ренаты, казалось странным, что он может просто исчезнуть, не дав никакого объяснения. Тут Мэнди еще раз напомнила себе, что чувства и поведение арабов были для нее книгой за семью печатями. Что ж, пусть так!
Дни шли за днями, а от Рамона не было вестей. Мэнди чувствовала и облегчение, и некоторое беспокойство. Впервые в своей жизни девушка столкнулась с подобной ситуацией.
Прошла неделя, образ Рамона постепенно отступил на задний план, становясь все более расплывчатым, Мэнди стало легче уходить от воспоминаний о нем.
Профессор готовился к поездке в Тимгад. Целые дни он отвечал на наиболее важные письма и заканчивал главу своей последней книги. Мэнди тоже приходилось принимать посильное участие во всем этом. После своего отъезда профессор попросил ее заняться длинным и сложным алфавитным указателем — работой скрупулезной, требующей абсолютного внимания и полной сосредоточенности.
Она редко встречалась со Стивеном, который целые дни проводил наверху, в своей комнате, сидя за машинкой. Встречаясь с Мэнди за ланчем, он держался с ней с обычным холодным дружелюбием. Если ей случалось поймать его взгляд, она видела, что мысли Стивена блуждают где-то очень далеко. Он больше не ходил с ней купаться, а по вечерам обычно уезжал в Тунис, без сомнения, чтобы встретиться с Ренатой.
Накануне отъезда Стивен неожиданно заявил, что у него дела, и он не может сопровождать дядю в Тимгад. Зайдя в кабинет Мэнди, которая сосредоточенно изучала последние страницы книги, Стивен объявил, что обсудил этот вопрос с профессором, и тот не против, чтобы отправиться в путешествие без сопровождения. В конце концов римские руины находятся не среди дикой пустыни, а в центре, пользующемся успехом у туристов.
— Профессор будет только рад прокатиться на туристическом комфортабельном автобусе, а не на моей развалине, — закончил Стивен. — А у меня еще куча работы над отчетом.
Застигнутая врасплох этим внезапным решением, Мэнди лишилась дара речи. Остаться на вилле вдвоем со Стивеном! Это было неожиданно и все осложняло. Девушка почувствовала, что краснеет. Она ненавидела себя за эту слабость, за неспособность скрыть свои чувства, и также ненавидела Стивена, который с удовольствием отметил ее смущение.
— Если тебя заботят приличия, — усмехнулся он, — то в качестве компаньонки у тебя остается Джамиля.
— Нет, дело не в этом, — стала оправдываться Мэнди, — я не думала ни о чем подобном. Просто я очень удивлена, что ты решил не ехать в Тимгад.
— Надеюсь, это решение не отобьет у тебя аппетита? — сухо спросил Стивен. — Даю слово, что не буду тебе мешать. Думаю, что у нас обоих достаточно работы.
С каким видом это было сказано! Вернувшись к своим бумагам, Мэнди никак не могла сосредоточиться. Как глупо так волноваться оттого, что она на несколько дней останется на вилле вдвоем со Стивеном! И еще глупее надеяться, что это как-то изменит их отношения.
Она будет редко видеть Стивена — это его идея! Они будут вместе завтракать и обедать, а вечера он будет проводить со своей дорогой Ренатой. Что ж, она будет сама себе хозяйка. В утренние и дневные часы можно поработать над сложным указателем, выкроив время для купания. Вечером — поужинать в «Золотых песках» с новыми друзьями по фамилии Джексон: семейной парой и их детьми — двумя девушками примерно ее возраста и мальчиком-школьником. Так что ей не придется скучать в одиночестве.
Все именно так и было бы, если бы профессор, уезжая в Тимгад, не сказал одну фразу, от которой у Мэнди сразу испортилось настроение.
Сев в такси, профессор неожиданно взял Мэнди за руку и сказал:
— Вообще-то я рад, что Стивен остается: ему очень не хотелось оставлять тебя одну. Присматривай за ней хорошенько! — бросил он Стивену, даже не подозревая, какую сумятицу в душу Мэнди вносит своими словами.
В тяжелом молчании они направились к дому. Подойдя к двери, Мэнди повернулась к Стивену и сердито спросила:
— Что твой дядя имел в виду?
— Только то, что сказал, по-моему, — пожал плечами Стивен. — Он выразился достаточно ясно.
— Значит, ты отказался от путешествия в Тимгад потому, что считаешь меня недостаточно благонадежной?
— Послушай, Мэнди, дядя имел в виду совсем не это. — Они подошли к террасе, на которой стояли плетеные бамбуковые стулья. — Присядь на минутку, — сказал Стивен, и его слова прозвучали скорее как приказ, чем как просьба.
Мэнди опустилась на ближайший стул. Стивен сел рядом с ней и внимательно посмотрел ей в глаза.
— У тебя нет никаких известий от Рамона, с тех пор как он вернулся в Эль Хабес, не так ли? — начал он без всякого вступления.
— Тебя это совершенно не касается.
Но вопрос Стивена, прозвучавший скорее как утверждение, озадачил ее, даже вывел из равновесия. Может быть, он прослушивает ее телефонные разговоры? А может, располагает какой-то дополнительной информацией, например от Ренаты, и эта информация дает ему право так разговаривать с ней?
— Скажи, Стивен, ты не поехал в Тимгад из-за истории с Рамоном аль Хассаном? — поинтересовалась она. — Ты не слишком большое значение придаешь всему этому?
— Ты глубоко заблуждаешься, если думаешь, что мне нравится исполнять роль сиделки при твоей особе. Да, я остался здесь именно из-за твоих отношений с Рамоном и пошел на это потому, что больше этого сделать некому.
— Ну хорошо, объяснение принято, — сказала Мэнди, стараясь не обращать внимания на то, как бешено заколотилось сердце. — Я по-человечески понимаю тебя, ты считаешь священным долгом благородного англичанина защитить бедную крошку от диких чужеземцев, окружающих ее. Но неужели ты думаешь, что такой человек, как Рамон, представляет какую-то опасность? Это плод твоего больного воображения!
— Временами, — глубоко вздохнув, сказал Стивен, — мне становится жаль, что ты уже не в том возрасте, когда тебя можно было бы хорошенько отшлепать. К несчастью, ты не ребенок, хотя порой ведешь себя именно так. Пора тебе трезво взглянуть на вещи, дорогая.
Когда Рената с Рамоном вернулись в Тунис, в доме Ренаты они встретили шейха, дожидавшегося ее возвращения. До этого шейх побывал на квартире сына и, не найдя Рамона, приехал к его подруге в надежде, что ей что-либо известно о нем. Он был в ярости, поскольку сын покинул дворец, не сказав никому ни слова, и сам отправился на его поиски. Между отцом и сыном произошел крупный разговор на повышенных тонах. Они говорили по-арабски и слишком быстро, поэтому Рената поняла не все. Но твое имя определенно фигурировало. После длительного объяснения Рамона шейха чуть не хватил удар. Рената сказала, что оба так кипели от злости, что совершенно забыли о ее присутствии.
