Скрипнули перила деревянного мостика: кто-то облокотился на них, встал рядом. Седой, поджарый, в надвинутом на ухо синем берете, в теплой куртке с множеством молний, заклепок, застежек… «Стареющий франт», — определила Лена.
— Не возражаете, если постою рядом? — спросил незнакомец.
— Не возражаю, — коротко ответила Лена.
— Позвольте представиться: Михаил Сергеевич.
— Горбачев? — засмеялась Лена.
— Ох, увольте, — комически поднял руки, словно сдаваясь, Михаил Сергеевич. — Ну все потешаются, все, кому не лень! После него уж сколько прошло, а меня по-прежнему дразнят. Во многом поэтому в большинстве случаев я представляюсь по-детски — Мишей. Но вы такая возмутительно юная, что я не решился. Вас-то как величают?
— Леной.
— Прекрасно! — с непонятным энтузиазмом воскликнул неожиданный собеседник. — А я, между прочим, часто вас вижу — то у пруда, то гуляющей по аллеям. Вы ведь не наша, не из Дома творчества?
— Не ваша, сама своя, — улыбнулась Лена. — Я здесь живу, через дорогу.
— Железную?
— Ну да.
— Как же, как же, наслышан: новый и, говорят, красивый район. Почему-то не бывал там ни разу, а наши ходят. Но мне не хочется никуда вылезать: Переделкино — дом родной. Я, знаете, много лет жил в Кургане, а издавался в Москве, в «Советском писателе». Вот и приезжал, когда шла книжка и нужно было наведываться в редакцию. Да и просто так приезжал, пообщаться, даже когда переехал в Москву. Чудное место! Прикипаешь душой. Здесь и пишется, и думается иначе; многие считают, что с годами накопилась духовная энергия: здесь жили Пильняк, Чуковский, Иванов, Пастернак…
— Вы поэт?
— Нет, прозаик.
Он назвал фамилию, неизвестную Лене, и он смутилась: такого писателя она не знала.
— Ничего, — ободряюще улыбнулся незнакомец, — всех не перечитаешь. Хотите, предоставлю вам такую возможность?
Михаил Сергеевич играл своим и в самом деле красивым голосом; серые глаза с нескрываемым превосходством смотрели на Лену.
— Конечно, — вежливо сказала она.
— Интересно будет знать ваше мнение, — продолжал писатель. — Мнение молодежи всегда интересно. Пойдемте, я живу в новом корпусе. Посидим, попьем чайку, и я преподнесу вам последнее свое творение. Могу даже подписать, если желаете.
— Поздно уже, — после минутной растерянности нашлась Лена. — Мне пора. Как-нибудь в другой раз.
Михаил Сергеевич усмехнулся.
— Понимаю… Что ж, имеете право поостеречься. — Лена собралась возразить, но не успела. — Да правы вы, Леночка, ей-богу, правы: кто знает, что задумал этот старый черт? А проводить-то вас можно? Это для вас не опасно?
Он явно смеялся над ее осторожностью.
Пока шли к переезду, писатель говорил без умолку — о себе и своих собратьях.
— Какое было время… Какие были великие старики… Я застал еще Арсения Тарковского — вечерами он сидел в кресле у балюстрады. В те годы не было нового корпуса, а в старом были маленькие комнаты, обставленные, впрочем, вполне по-писательски: письменный стол, книжные полки, торшер — они и сейчас такие, немного уже старомодные. Удобства — в конце коридора, душ — внизу, на первом этаже. Все скромно, но нам это было, как сейчас говорят, без разницы. Днем работали, вечерами беседовали. И все подходили к Тарковскому — хоть слово сказать. Ах, какой поэт! «Вот и лето прошло…» Такая щемящая лирика… Зачем-то сляпали пошлый шлягер. Совершенно чуждая поэтике Тарковского музыка, и особенно — ритм…
Лена слышала песню и ее любила — как раз за слова. С уважением покосилась она на своего спутника: интересно было слушать его.
— А теперь? — спросила она: — Вы говорите, «великие старики».
— Теперь все в прошлом; кого здесь только нет, — безнадежно махнул рукой писатель. — Сначала сдали коттеджи — в одном из них практикует некий гомеопат. Правда, коттедж на отшибе, в глухой тени, у забора, иномарки, подкатывающие к нему, на территорию не въезжают, но я думаю это пока, на новенького. Другие коттеджи сняли какие-то фирмы. Стоят пустые до пятницы, приезжают на то, что называется у них «викенды». Приезжают и безобразничают: пьют, врезают на полную мощность магнитофоны, оставляют где ни попадя пивные бутылки, приходят в столовую, когда вздумывается, говорят официанткам «ты»… Эх, да что там! — Он прижал к себе локоть Лены. — «Вы только нас не бросайте, — просят наши симпатичные подавальщицы. — Мы к вам привыкли: вы такие культурные!» А нас все меньше и меньше.
— Почему?
Лена повернула голову, заглянула в посерьезневшие глаза.
— Дорого, — коротко сказал писатель. — Ну вот, я благополучно перевел вас через железную дорогу, разделившую мужчину и женщину, то есть нас. — Он слегка поклонился. — Мужчине пора возвращаться. На ужин мы никогда не опаздываем: наши милые официантки спешат домой. — Он задержал руку Лены в своей. — Когда я вас снова увижу?
Он так уверен, что они снова встретятся? — хотела возмутиться Лена, но не успела, потому что обрадовалась.
— В следующую субботу, — сказала она.
— Так нескоро… — разочарованно протянул писатель.
— По будням я в институте, — объяснила Лена, только сейчас отметив рассеянно, что спутник за всю их встречу ни о чем ее не спросил.
И опять — никакого заинтересованного внимания: что за вуз, на каком она курсе. Вместо этого — сразу в бой.
— Ну и что? — Михаил Сергеевич крепче сжал ее руку. Серые глаза смеялись. — Я, например, на лекции вообще не ходил: скукотища!
— Ничего подобного! — горячо возразила Лена. — У нас лекции интересные. А еще есть коллоквиумы, семинары…
— А в среду? — неожиданно спросил писатель.
— Что — в среду? — не поняла Лена.
— В среду что-нибудь такое есть — типа семинаров, коллоквиумов?
— Нет, — с ходу соврала Лена. — Никаких семинаров.
— А с лекций сам бог повелел сбегать, — по-мальчишески подмигнул ей Михаил Сергеевич, — даже с интересных. Оно того стоит: последние теплые деньки! Впереди зима, успеете насидеться в аудиториях. Идет? Часов в двенадцать, на мостике.
Он сжимал руки Лены, заглядывал ей в глаза. Лена молча кивнула: невозможно было сказать ему «нет».
Понедельник и вторник тянулись медленно и лениво, как волы в арбе. На занятиях Лена то и дело поглядывала в окно: светит ли еще ненадежное осеннее солнце? Дома с особым пристрастием прислушивалась к прогнозу погоды, хотя что могло измениться за три, к примеру, часа?
— Что с тобой? — толкнула ее локтем Катя на лекции по культуре античного Рима.
— Ничего, — шепотом ответила Лена.
— Да уж, — не поверила Катя. — Ни фига не записываешь, о чем-то все думаешь. Хотелось бы знать, о чем?
