Книга Адаптация - Валерий Былинский

Как-то к французскому ученому Блезу Паскалю, известному, несмотря на занятия наукой, своей религиозностью, пришли в гости его атеистических взглядов друзья. Они поужинали с хозяином, выпили вина и стали по обыкновению спорить о том, как мог быть создан мир. Приятели Паскаля сходились в том, что жизнь возникла из случайного взрыва в Космосе, когда огромное количество газовой пыли вдруг перемешалось так, что возникла сначала Земля, а потом уже и микроорганизмы, моря, леса, животные, человек. Хозяин дома отмалчивался, не хотел спорить. Он предложил гостям кофе, чай, сигары и партию в бридж; для этого вся компания перешла в соседнюю комнату. Там на подставке стоял граненый хрустальный шар – сувенир в виде глобуса, изготовленный в России на уральском заводе и подаренный Паскалю во время его визита в Петербург.

«Откуда у тебя такое чудо, Блез?» – спросил Паскаля один из гостей, восхищенно разглядывая сверкающий в свете свечной люстры хрустальный шар. «Так, сам возник», – ответил ученый, усаживаясь в кресло с сигарой во рту. «Как возник?» – не понял гость. «Ну, шел я вчера лесом, по оврагу, вижу – на земле какое-то завихрение, сгусток какой-то вертится. Подошел ближе – этот шар и появился. Мне показалось красиво, я принес его и поставил здесь». «Нет, вы шутите? Такое чудо не могло так просто валяться в лесу. Где-то купили его, наверное, да? Признавайтесь! Или изготовили на заказ? И где же производят такие чудеса, дайте адресок…» – «Да никто его не делал. Говорю – сам возник. Давайте, господа, приступим наконец к картам», – сказал несколько раздраженно Паскаль. «Похоже, Блез сегодня не в настроении, – сказал один из гостей, – не хочет говорить правду, ну и не надо». – «Я вам сказал не неправду, – поднял на него глаза Паскаль, – а полную чушь. Точно такую же, какую вы говорили о происхождении Земли в соседней комнате еще полчаса назад».

Ну и теперь – ближе к делу.

Создавая Землю в районе берегов Красного моря, Творец хотел показать, что любая жизнь, несмотря на многочисленные оттенки и полутона, состоит из вполне очевидных контрастов. Жизненное – безжизненное. Прекрасное – безобразное. Полное – пустое. Быть – казаться. Добро – зло. Тысячелетиями Создатель втолковывал людям, что все в жизни делится на две противоположности, – и от того, какую из них ты примешь, зависит твоя жизнь. Когда Бог создавал плоскую коричневую египетскую пустыню, где не росло ни единого дерева, резко обрывающуюся в прозрачное, насыщенное жизнью Красное море, Он давал персонажам своего творения реальный пример смысла их бытия.

Много лет спустя один человеческий ныряльщик приехал на берег Красного моря из далекой северной страны. Человек этот, подобно всем остальным жителям северных стран, бессознательно полагал, что является сверхсуществом, власть которого над миром непоколебима. Он считал так, потому что каждый день смотрел в светящийся большой плоский кирпич, где видел сотни подобных себе. Он умывался горячей водой, носил удобную одежду, разогревал и ел замороженную еду, не зная и не понимая, кто и как добыл и обработал ее. Он не понимал, почему ему то становится тепло, то холодно, то радостно, то грустно, почему одно кажется красивым, а другое безобразным, почему он родился и зачем должен умереть. Он был натасканным пользователем, юзером жизни, которую включал, просыпаясь, и выключал, ложась спать. Многие из подобных ему юзеров, вдоволь навключавшись и напользовавшись, в конце концов отключались от жизни и засыпали навсегда. Тогда их относили на окраины городов и зарывали, по старинной традиции, в землю.

И вот однажды этот северный житель, высмотрев в одном из своих светящихся плоских кирпичей информацию, обещающую ему приятное времяпровождение, купил билет на летающую трубу с крыльями и хвостом и прилетел в страну под названием Египет. Он пришел на берег Красного моря, надел ласты, подводную маску, трубку. Вошел в море, поплыл, стал нырять и случайно поймал руками странную рыбу с иглами вместо чешуи под названием Рыба-шар. Я лениво раздулась в его руках, хотела укусить ныряльщика за палец, но передумала. Вскоре не оглядываясь, я уплыла прочь. Ныряльщик тоже поплыл дальше, глядя на рыб вокруг, на морские звезды, морских ежей и заросли кораллов.

И вдруг он почувствовал, что земные мысли и страсти утихают в его душе, а на смену им приходит растущее чувство тихого восторга. Ныряльщик не знал, что еще несколько минут назад в него вошла источаемая кораллами и рыбами медленная стрела красоты – та самая, что выбирает цель сумбурно и редко, короткими мгновениями вечности, та самая, боль от которой чувствуется не сразу, а растекается горячим цветком чуть позже внутри. И вот этот цветок красоты родился в нем и стал расцветать. Ныряльщик уже ясно чувствовал, что цвета, которые он видит перед собой на спинах рифовых рыб, в сплетениях кораллов, в танце проникающих в воду солнечных лучей, не могут сами вот так гармонично, случайно сложиться, нарисоваться, вспыхивать рядом друг с другом в той прекрасной последовательности, в которой они были перед его глазами. Зеленое располагалось рядом с красным, фиолетовое с желтым, голубое с оранжевым – и так далее, тысячи полутонов соседствовали с мельчайшими полутонами идеального цветового круга, от вида которого захватывало дух и ширилось ощущение радости.

Ныряльщик как-то сразу и легко понял, что такое идеальное художественное произведение не смогло бы родиться из неживых рук. В его памяти солнечным калейдоскопом пронеслись картинки иной красоты – красоты поступков, чувств, ощущений. И тут же эти две красоты: зрительная и этическая, соединились для него в одно целое, перенеся его на несколько минут в Рай, в те времена, когда его предки еще не были оттуда изгнаны. Ныряльщик – этот скептичный, сдержанный, образованный работник офисов, служитель распорядка и денег – вспомнил, как чудесно жилось ему в детстве, когда вся жизнь, как новогодняя елка, была усыпана захватывающими дух чудесами. Чудо приезда к бабушке, чудо запретного заднего двора дома, где гуляли лишь взрослые мальчики, чудо вкуснейшего мороженого, сказки на ночь с шипящей пластинки, бессмертие Маленького Мука, Волшебника Изумрудного города, спящей царевны, говорящих лесных медведей, первая в жизни поездка к сверкающему на солнце морю. Ощущения эти, основанные на несомненной, почти религиозной вере в чудо, постепенно рассеивались и рассеялись годам к двенадцати-тринадцати. Он вспоминал редкие чудеса и в своей взрослой жизни, которые, как золотые песчинки, прилипли к ладоням памяти, в то время как остальной песок просыпался сквозь пальцы. Это были плечи, локоны волос, глаза и улыбки девушек, в которых он влюблялся и думал, что нашел свою Еву, но Евы множились, появлялись и снова исчезали. В его жизни оставались редкие чудеса закатов, ветви деревьев, посыпанные измельченными алмазами снега, чудеса снов, мечты, путешествия в дальние страны и в души близких людей. В конце этих длинных, как музыкальные струны, путешествий по тропинкам и полям Рая, красота в его сердце стала постепенно меркнуть и заходить за его сознание, как заходит солнце за горизонт – и тогда ныряльщик устремился обратно, в теплое море, где ударила в него та самая медленная стрела красоты. Горячее тепло разливалось по его жилам и заполняло душу. Он почувствовал, что теперь ему не страшны ни страх жизни, ни боязнь смерти, – ему было спокойно и восторженно, потому что он начал любить. Его любовь, зародившаяся на огромной высоте подсознания, упала шумным чистым дождем вниз, омыла всех его знакомых, друзей, добралась до самых близких и, наконец, до него самого. А затем любовь стала расходиться от него кругами к другим, незнакомым, живым и неживым людям из нынешней и прошлых эпох. И он легко поплыл в теплой воде Красного, по-русски – Красивого моря, быстрый и спокойный, независимый и бесстрашный, абсолютно неуязвимый для жизненных невзгод – совсем как Рыба-шар. Ему казалось, что сейчас, едва он выберется на берег, мир тут же изменится и перестанет быть жестоким, несправедливым и безобразным, что он обнимет и поцелует всех, кто встретится на его пути, люди сбросят с себя одежду бессердечия и пошлости и станут такими же чистыми, какими были первые люди на Земле.