Ни в лифте, ни в коридоре, ни на входе в музей – никого. Так куда же этот хрен делся? Не мог же он испариться, как Джо Лаберо?[41]
Но Эйч Пи уже понял, что происходит. Эти твари трахают ему мозг! Мало того, что следят сквозь стены за каждым его шагом, теперь они еще хотят свести его с ума. Пробрались к нему в квартиру, пока его не было дома, подсунули телефон и это послание. Заставили его бегать за привидением по всему Сёдермальму.
Но им не удастся так легко с ним справиться! Теперь по ночам Эйч Пи загораживал входную дверь мебелью. В те редкие разы, когда отлучался, он приклеивал клейкой лентой над дверным проемом волосок, чтобы знать, побывал ли кто-то у него дома в его отсутствие. Но вообще-то он бы предпочел совсем никуда не выходить.
Весь пол в гостиной был завален коробками из-под пиццы и разными газетами. Он опустошил в принципе все полки в газетном киоске, сгреб все, что можно было прочесть. И все одно к одному. Странностей всяких хоть отбавляй: внезапно полетевшая компьютерная система, заклинило автоматику для выписки рецептов в аптеке; ни с того ни с сего попадали шлагбаумы в туннеле, ведущем к Южному путепроводу, или же погасли в аэропорту Арланды посадочные огни. Люди, вышедшие за сигаретами, так и не вернулись. Какие-то внезапно исчезающие предметы. Как, например, флаг над крепостью на Кастельхольмене, который должен быть поднят в мирное время. Вчера утром он вдруг исчез, и все стокгольмские пенсионеры уже звонят на коммутатор Вооруженных сил. Вот прикол-то, подумали газеты. Невинная шуточка перед свадьбой принцессы…
Но, как всегда, до мира свенссонов ничего не доходит. Ни флага тебе – ни мира.
Значит, война!
Хотят войны? Они, мать их, ее получат!
BIG TIME!!![42]
Он встал с пола и начал дергать себя за щетину, отправившись к холодильнику. Пора проинспектировать склад с продовольствием: четыре банки легкого пива, шесть замороженных пирогов, полтюбика икры.
Нижняя полка в кухонном шкафу увеличила его запасы на три ломтика галет и банку консервированных колбасок. Другая полка была забита рулонами серебристой изоленты. Всего шестнадцать штук. Эйч Пи быстро пересчитал их, загибая пальцы. Хватит еще на три дня, может быть, четыре, прежде чем он будет вынужден выйти на улицу.
Отлично!
У него полно дел, things to do…[43]
* * *
– Так, а при чем же тут паспорта?
Он глубоко вздохнул и медленно выдохнул.
– То, что я рассказывал до этого, – никакой не секрет. Обо всем этом можно прочесть в Интернете или в разных книгах по истории ООН. Но то, что я начну рассказывать сейчас, строго конфиденциально, понимаешь?
Она кивнула.
– После миссии на Кипре я продолжил военную карьеру. Был разгар холодной войны, и наши Вооруженные силы были тогда более значимым игроком, чем сейчас. Мы с Эрландом продолжали общаться, в основном по моей инициативе, потому что я отчасти чувствовал и свою вину в произошедшем. Будучи ему и другом, и начальником, я все же не смог ему помочь. По мере своего продвижения по службе я осознал, что потребность в лояльных, решительных людях, как Эрланд, есть всегда. И начал поручать ему некоторые небольшие… задачи по консультированию, наверно, так их можно назвать. Хочешь, кстати, еще чего-нибудь? Может быть, минеральной воды?
Он махнул официантке, и та немедленно принесла им две бутылки «Рамлёсы».
– А что это были за консультации? – спросила Ребекка после того, как отпила несколько глотков.
– К сожалению, я не могу рассказать деталей…
– Вы хотите сказать, что он был кем-то вроде шпиона?
– Нет-нет, отнюдь. – Дядя Таге замахал руками. – Ничего подобного. В основном речь шла о курьерских задачах. Обмене определенными услугами или информацией, но больше я, к сожалению, рассказать не могу… Срок грифа секретности еще не истек.
– Но зачем же ему требовались фальшивые паспорта?
– Я понимаю, что это выглядит немного странно, но ты должна понять, что времена тогда были совсем другие. Разгар холодной войны, а Швеция находилась между двух сверхдержав. Ты же прекрасно помнишь, что Советский Союз сбил наш «Дуглас» над Балтийским морем, а затем и поисковый самолет «Каталина», искавший выживших из экипажа. Даже самые невинные вещи могли быть превратно поняты врагом, поэтому нужно было защищать себя настолько, насколько возможно, особенно позднее, когда Эрланд уже завел семью.
– Н-но ведь у папы была работа, он работал коммивояжером в… в…
Ребекка безуспешно попыталась вспомнить название фирмы, что-то такое с «Т», она почти уверена… Дядя Таге дал ей какое-то время на раздумья.
– Я бы удивился, если б кто-то из вас что-то толком знал о работе Эрланда… Если он вам когда-то что-то и рассказывал, то наверняка только самые общие вещи, никаких деталей. Что-то, чем объяснялось его отсутствие и длительные заграничные командировки…
Когда Ребекка приподняла бутылку, чтобы налить себе еще воды, у нее вдруг дважды дрогнула рука, и она разлила воду по столу. С помощью двух салфеток, насколько могла, тщательно протерла лужицы.
Если бы еще два дня назад кто-то предположил, что ее папа мог быть не самым обычным налогоплательщиком, а кем-то совершенно другим, она бы рассмеялась ему в лицо. Но это было бы до того, как она открыла его банковскую ячейку…
– Я понимаю, Ребекка, что все это звучит как-то немного… невероятно. – Дядя Таге наклонился к ней и положил свою ладонь поверх ее. – Поверь, я предпочел бы, чтобы мне не нужно было об этом рассказывать…
Она внимательно посмотрела на него, поискала признаков того, что он говорит неискренне. Но он выглядел совершенно откровенным.
– Так, и что нам делать теперь? – выдавила из себя Ребекка. – С вещами из ячейки, – пояснила она, положив правую руку на колено, чтобы та прекратила трястись.
– Предоставь это мне. Я позабочусь о том, чтобы все это исчезло навсегда. Паспорта, ячейка, все документы, связывающие эти дела с твоим отцом. Просто дай мне все ключи, коды и прочее, что необходимо для того, чтобы покончить со всем беспокойством.
Она почему-то застыла.
– Естественно, я позабочусь о том, чтобы никакая тень не упала на память твоего отца…
Он дружески улыбнулся и пару секунд подождал, пока Ребекка думала.
– Я, дядя Таге, не совсем уверена в том, что хочу этого, – наконец сказала она. – Отдать все и забыть, я хочу сказать…
Наморщив лоб, он смерил ее долгим взглядом. Затем убрал свою руку с ее и выпрямился на стуле.
– А почему, интересно, ты этого не хочешь, Ребекка?
