— Так зачем же они это делают?
Тод Джонсон налил джин в высокий графинчик, плеснул несколько капель вермута, качнул графинчик, заставляя кубики льда кружиться.
— Самое невероятное — то, что это и есть самый разумный для корпорации образ действий… Вам выжать немного лимона, сэр?
— Да, пожалуйста. Но все же почему они так поступают?
— Не из доброты, конечно. Просто они поняли, что так смогут больше производить и больше продавать. Раньше они враждовали с рабочими. Это накладно и неэффективно. Больные рабочие еще накладнее. Вы думаете, мой старикан кормит кур витаминами, селедочным маслом с минералами, содержит их в тепле, чистоте и довольстве из милосердия? Черта с два! Просто они так лучше несутся. Конечно, дело движется куда медленней, чем хотелось бы, но разве не странно, что чуть ли не самая автократическая система в мире — одна-единственная, где растет настоящий, жизнеспособный социализм? Если б мой старикан это услышал, он удушил бы меня собственными руками. Он-то считает, будто сам все это придумал, что делается все только по его воле и никаким социализмом у него и не пахнет.
— А по чьей же воле это делается? — продолжал допытываться король.
— Рынок требует. Если ему не подчиняться, то быстро окажешься за бортом.
Тод осторожно разлил свежесмешанный мартини по стаканам.
— Я пошлю за сандвичами, сэр. Если не закусывать, это пойло — настоящий спотыкач.
— Пожалуйста, — рассеянно ответил король. — …Но перемены — они ведь легко не даются?
— Черт возьми, за них уже сотню лет дерутся! — Тод рассмеялся. — Вы знаете, сэр, моему старику не терпится разузнать про ваш бизнес. Он мне на девяти страницах расписал, что и как у вас надо выспросить. А выспрашивать у него значит советовать.
— Я, с вашего позволения, дождусь сандвичей, прежде чем отвечать на вопросы, — сказал король сонно. — А как у вас дела с… как вы говорите, Крошкой?
— Вроде как маятник, сэр. Мне она очень нравится, но, когда на нее находит и она начинает строить из себя принцессу, хочется дать ей пинка.
— Она рано повзрослела, — вздохнул Пипин. — Уже к восемнадцати годам она прожила несколько жизней.
— Оно и видно. Крошка — то «плохая девчонка», то леди Астор. И так все время.
— Я — ученый, — строго и назидательно выговорил месье Пипин заплетающимся языком, — а ученый прежде всего наблюдатель. Молодой человек, творческая, созидательная сторона науки — это построение гипотез. Наблюдая за Клотильдой и ее друзьями, я сформулировал гипотезу взросления… Эти ваши мартини очень крепкие.
— Они не крепкие, а хитрые. Бьют наповал… Мистер король, вы меня заинтриговали. Что за гипотеза?
Глаза Пипина закрылись, но он с усилием открыл их, помотал головой, будто вытряхивая из ушей воду.
— Плод лежит в чреве матери головой вниз. Но после рождения ребенок переворачивается далеко не сразу. Обратите внимание: когда дети отдыхают, их ноги почти всегда выше головы. Как бы ни пытался растущий юноша, а тем более девушка, справиться со своими ногами, ноги упорно стремятся вверх. То, как ты лежал в утробе, не скоро забывается. Нужно от восемнадцати до двадцати лет для того, чтобы ноги наконец приучились твердо стоять на земле. Моя гипотеза состоит в том, что подлинный возраст можно в точности оценить по положению ног относительно земли.
Тод расхохотался.
— У меня есть сестренка… — начал он.
Король внезапно встал.
— Простите, — сказал он, — вы не покажете мне, где я могу…
Тод вскочил и подхватил его под локоть:
— Сюда, сэр. Позвольте вам помочь. Осторожно, здесь ступенька!
Уже рассвело, когда Пипин проснулся на одной из роскошных двуспальных кроватей в номере Тода. Король в ужасе огляделся.
— Что со мной? — спросил он жалобно.
— С вами все в порядке, месье король, — сказал лежавший на соседней кровати Тод. — Как вы себя чувствуете?
— Чувствую? Я? Нормально.
— Я вам приготовил аспирин и витамины — помогает с похмелья.
— Боже! А как же Мари? Она же поднимет полицию!
— Не волнуйтесь, сэр. Я позвонил Крошке.
— Что вы ей сказали?
— Что вы напились.
— Но Мари?
— Не беспокойтесь, сэр. Принцесса уведомила Ее Величество, что вы на сверхсекретной конференции с министрами Вашего Величества по проблемам международной важности.
— Вы славный юноша, — сказал король. — Мне следует сделать вас министром.
— У меня и без того хлопот хватает. Вы когда-нибудь пробовали «Кровавую Мэри»?
— Что это?
— Во Франции название немного изменили. Во Франции до сих пор не было королевы Мэри, потому название попахивало святотатством. Здесь это окрестили «Мари Блессе».
— «Раненая Мари». Любопытно. А из чего это делают?
— Доверьтесь мне. Это чудо-эликсир. Волшебная вещь.
Тод поднял телефонную трубку:
— Луи? Это Тод Джонсон. Кватр «Мари Блессе», силь ву пле. Вит. Кватр, кватр. Тре бьен. Мерси бьен.
— У вас ужасный французский, — заметил король.
— Я знаю, — согласился Тод. — Не удивлюсь, если Луи пришлет мне четырех побитых шлюх… Кстати, вам тоже с вашим языком несладко бы пришлось в Нью-Йорке.
— Но я говорю по-английски!
— Зато они по-английски не говорят, — сказал Тод и пошел к двери за подносом с «Кровавыми Мэри».
К девяти часам король пришел в норму.
— Мне нужно идти, — сказал он.
— Смотрите, сэр, — заметил Тод. — Может, вам больше и не удастся выбраться.
— А вы, пожалуйста, поосторожнее с дядюшкой Шарлем. Иногда мне кажется, он не совсем…
— Конечно. Только, знаете, он до сих пор не всучил мне ни одной картины. Ему нравится мое упорство. Он мной восхищается. Сэр, вы себя правда хорошо чувствуете? Не могли бы вы ответить на некоторые вопросы моего отца?
— Почему нет? — Король вздохнул. — Хотел бы я забыть о своей короне хоть на час. Быть президентом корпорации, кажется, куда легче. Кстати, у вас все пижамы шелковые?
— Нет. Та, что на вас, выходная, для торжественных случаев. Я обычно сплю в майке. В ней удобнее… Мой отец хочет, чтобы вы для него все разложили по полочкам. Скажите, сэр, что вы можете продавать, кому продавать и, главное, есть ли деньги у потенциальных покупателей?
— Продавать?
— Ну да. Мы, например, продаем яйца, куриные тушки и оборудование для куроводства.
— Но что может продавать правительство? Оно правит, и все.
— Конечно, но если бы вам нечего было продавать, и правительство вам бы не понадобилось.
