— Ты же не ответила мне, твои родители часто ругаются?
— В данный момент вообще не разговаривают друг с другом.
— Давно?
— Полгода. Папаша явился с административного совета с помадой на носовом платке, ну, и мама с тех пор даже слушать его не желает.
Сдохнешь с ними со смеху: интересно, они знают, что бывают бумажные платки? С высоты своих пятнадцати лет Элоиза рассуждала так: предков не переменишь, слишком уж они стары! Она молча шла рядом с Джо.
— А ты чего спросила-то?
— Да потому, что вчера разразилась душераздирающая сцена… Папа вернулся домой черт-те как поздно, ну, они и разорались у себя в спальне. Даже Ритона разбудили, а его пушками не разбудишь, особенно в три утра!
— И что?
— Папа говорит, отмечал с друзьями отъезд в Штаты «лучшего из нас»… Ох, всегда уезжают лучшие, и так они часто уезжают, с ума сойти, и каждый раз это надо отметить, сама понимаешь. Вот только папочка, наотмечавшись, становится…
— Моя мать говорит — «предприимчивым».
Когда знаешь, что твой-то отец предприимчив только насчет поспать после обеда, грех не подумать, что мама могла бы этим воспользоваться… Ну, да ладно, не Элоизино это дело!
— Толком и не знаю, что там случилось, но она орала, он тоже. А потом… Мне кажется, он отвесил ей оплеуху.
— Ты что?!
— Ну да. И у меня ощущение, что даром ему это не пройдет — не такой она человек.
Элоизе все это ужасно неприятно. Предполагалось, что назавтра семейство должно отправиться в Параис, и, чтобы не попасть в пробку, следовало выехать пораньше. Теоретически. А на практике все будет как всегда. И останется только придерживать язык, две недели терпя Камиллу.
Дома — чемоданы и мама на тропе войны. Это не совсем метафора, если говорить о маме. Прическа испорчена, новое платье тоже, ручка от чудесной кожаной сумочки оторвалась, мама бушует. По поводу машины, которая, чтоб ее, не заводится, и «твоего папочки», у которого мозги не в порядке. Решил, что машина нуждается в осмотре, в последний момент, конечно, чего еще от него ждать!
Ритон забился в уголок, должно быть, уже получил свое. Он тихонько сидит на чемодане, ждет. Даже никакого недовольства не проявляет — чудо из чудес. Оплеуха сделала свое дело.
Папа вернулся наконец:
— Машина еще не готова! — и умчался со скоростью света, потому что: — Да-да, я надеюсь успеть.
— Надейся-надейся, ты всегда гоняешься за призраками, горбатого могила исправит! — Мама мечет громы и молнии. Должно быть, они всерьез поссорились, потому как обычно она только в самом крайнем случае отвечает подобным образом.
К тому же, Элоиза заметила, что родители даже и не посмотрели друг на друга, ну, даже краешком глаза не взглянули, просто как будто нет его для нее, а ее — для него.
Мама, скрипнув зубами, отправилась в спальню, подальше от детских ушей, сняла телефонную трубку, сказала в нее что-то коротко и сухо, после чего бросила на рычаг так, будто трубка была чугунной сковородкой, а рычаг — папашиной головой. Вернулась к детям, велела Элоизе взять один чемодан, сама взяла другой, самый большой, помогла Ритону надеть на спину рюкзак. Тот не протестовал, чувствовал, что не время — себе дороже обойдется.
— Поехали.
— Куда? — тут Ритон решился подать голос, интересно же.
— На вокзал. Элоиза Дестрад, тебе придется проследить за братом, а ты, Анри… (Ай-ай-ай, дело плохо! Когда тебя называют полным именем, драки не миновать!)… сделай милость, слушайся сестру. Я позвонила Дедуле, он встретит вас в Параисе на машине — из-за багажа. Пошевеливайтесь! И без разговоров, пожалуйста!
В поезде Элоизе пришлось применить все известные ей приемы обольщения, чтобы проводник нашел для них два места рядом. «Я понимаю, что, поскольку билеты куплены в последнюю минуту, это непростая задача, месье, но (тут с придыханием и прикрывая ладошкой жалобную улыбку) если его оставить без присмотра, он, знаете, такого натворить может, ну, просто хоть святых выноси!»
— Ох, спасибо, — проворчал Ритон, устроившись на сиденье, — наслу-ушался я с утра! Если еще и ты к ним присоединишься, мне — хоть застрелись!
Элоиза приласкала брата:
— С меня причитается.
— Не знаешь, чего это они? Что их за муха укусила, наших предков?
— Папа дал маме по физиономии.
— Нет! — Возмущению Ритона не было границ: — мужчина не имеет права бить женщину!
— Откуда тебе-то известно это правило?
— От Дедули. Сама знаешь, когда Камилла его доводит, если б он не сдерживался… Конечно, он клянет ее почем зря, даже и руку уже приподнимает, но… Нет, я не понимаю, как папа мог! Нализался, что ли? Так это не оправдание!
Элоиза пожала плечами. То, что маме досталось, может, заставит ее оценить силу папашиной лапищи! У Элоизиного отца тяжелая рука, дочь хорошо знает это по себе, ну так почему бы его жене для разнообразия тоже не испытать на себе ее тяжесть? Впрочем, «нейтралитет» Элоизы по отношению к побоям так и так долго не продлился бы. «На днях, — думала она, — я заставлю тебя полетать по воздуху!» Элоиза уже год как тренировалась на татами и сейчас лелеяла небесную мечту о том, как в ответ на очередной «воспитательный момент» перебросит-таки папочку через бедро, и тогда он наконец узнает, почем фунт лиха…
Ритон задремал, как всегда в поезде, и, лежащий головой на руке Элоизы, был похож на ангелочка. Проводник, проходя мимо, улыбнулся:
— Эк ты меня провела!
— Ничего подобного! Его не всегда усыпишь!
— Врунья, — щекотно выдохнул Ритон прямо в сгиб ее локтя… И они немножко похихикали, прежде чем оба провалились в сон.
Когда проводник появился снова, он минутку постоял, глядя на них, а потом подмигнул даме, которая тоже с умилением смотрела на две детские головки, прижавшиеся одна к другой — кудрявую и подстриженную ежиком.
— Какие милые ребятишки, да? Не часто увидишь таких дружных детей!
На вокзале Дедуля поинтересовался:
— А разве вы не должны были приехать на машине?
— Сломалась. Знаешь, две шины лопнули, приводной ремень — в клочья, «дворники» не работают, а мотор барахлит…
Дедуля чуть не умер со смеху:
— И все в предпоследний день, конечно!
— Конечно.
Все трое прыснули. Отношения Андре с семейным драндулетом всегда были поводом для насмешек в Параисе. Он покупал машины только «по случаю», подержанные, и почти всегда это оказывались безнадежные развалюхи. У «четыреста третьего» от того времени, когда он родился на свет, остались только «дворники», да и те дохлые. А «пежо» в семнадцатилетнем возрасте, подлатанный везде, где можно и где нельзя, наоборот, стал как новенький. В довершение всего, прежде чем сбыть машину за гроши, папа наверняка ее еще и перекрасит! Что поделаешь, жизнь есть жизнь!
