— Стоять, — тихо командует Медведь. В стороне от трассы отряда посреди поля стоит человек в военной шинели и ушанке с полустёршейся алой звездой. Партизаны беззвучно опускаются в снег.
— Эй, парень! — кричит солдату Упырь. — Ты кто будешь?
Солдат поворачивается. Его лицо покрыто нестираемыми морщинами прошедших боёв. В руках у него винтовка.
— Солдат я, — просто отвечает он. — Даже фамилии у меня нет.
— Бросай винтовку, а то пристрелю, — вопит Крыса, устанавливая перед собой пулемёт.
— Стреляй, сволочь, меня пуля не берёт, — спокойно говорит солдат. — Я здесь на страже стою, скоро вражеское наступление будет.
Для проверки Медведь стреляет в солдата одиночным. Пуля пробивает гимнастёрку на груди бойца, не давая даже крови.
— Наш, — ревёт Медведь, глядя в рваную дыру на гимнастёрке, за которой темнеет пустота. — Скажи нам, где враг, мы до последнего станем.
— Здесь последний рубеж, — отвечает солдат. — Москва за нами.
Не трудясь рытьём мёрзлой земли, партизаны залегают в поле, готовясь к бою. Неизвестный Солдат стоит над ними, как знамя. Наташа устраивается за бугорком одубевшей земли, раскладывая на расстелённом по снегу испачканном кровью носовом платке патроны. Она закрывает глаза, чтобы они меньше болели от мороза. Вдали раздаётся барабанный бой.
— Идут, — тихо хрипит Упырь. — Идут, гады.
По заснеженной пустыне движутся разреженные цепи мёртвых пионеров, чеканя босоногий шаг. Детской кровью пылают сквозь метель алые галстуки на их шеях. Они подходят всё ближе, и песня барабана несётся ввысь, говоря о неизмеримой и вечной радости погибнуть за дело Ленина. Эта песня летит над красивыми белыми детскими лицами, светящимися счастьем оправданной смерти, и партизаны цепенеют в своих могилах, как лягушки, выползшие на январский лёд. Золотые губы детей шевелятся в прозрачной пионерской клятве, сила которой растёт, даже пелена снежинок, падающая с неба, становится золотой.
— Вперёд, — безумно вскрикивает Неизвестный Солдат и идёт навстречу врагу, поднимая штык. — Вперёд, братцы.
Но партизаны не могут встать за ним. Они уже видят ясные глаза наступающих пионеров и читают в них свою окончательную смерть.
— Ура! — орёт Неизвестный Солдат, не ускоряя шага. — Ура!
Полосы огня расходятся от его сапог по снежным полям, врезаясь в ряды пионеров и сея всесжигающую погибель. Некоторые пионеры с тонкими криками падают в снег, превращаясь в синий пепел. Руки пионеров взмахивают салютом и голубая молния соединяет поле с невидимым небом. Неизвестный солдат падает, распоротый электричеством пополам, и с тела его испаряется снег, ставший дождём в разветвлении молниевых ручьёв. Пионеры вновь взмахивают руками, и вторая молния бьёт в Солдата, убивая тысячами заключённые в нём жизни. Несколько раз поднимается и снова падает солдат, пока последний удар не зажигает его опустошённого тела, которое навсегда остаётся лежать в поле, объятое вечным огнём.
Партизаны молча смотрят на расправу. Перестраиваясь на ходу, чтобы заполнить образовавшиеся от огня бреши в своих рядах, мёртвые пионеры проходят мимо Солдата. Наташа уже может различить их лица, она узнаёт Таню, некогда бросившую ей в голову ломик, и палец её стискивает гашетку. Выстрел перекрывает на миг барабанную дробь, и, очнувшись от проклятого оцепенения, партизаны открывают стрельбу. Раздираемые пулями, несколько пионеров валятся в снег. Тонкие руки снова резко отдают салют, и молнии с грохотом выбивают промёрзшую землю. Перезаряжая дрожащими руками обрез, Наташа видит, как горит упёршееся лицом в снег тело Лешего, и кровь, медленно пропитывая снег, расползается вокруг него тёмным пятном. Голова Лешего раскроена, как полусъеденная дыня. Впереди рвутся гранаты, брошенные Оспой. Два пионера, мальчик и девочка, взлетают в метель и падают головами в землю, ломая шеи. Недалеко от воронки остаётся лежать ещё один растопыривший руки мальчик, которому оторвало всё тело ниже живота, в яму из него хлещет кровь и сползают кишки. Наташа целится в лицо Тани, но от бешеного грохота у неё темнеет в глазах, и она падает ртом на ствол обреза, бросая волосы в окровавленный снег.
Этим же ударом Оспу отшвыривает назад, отрывая кисть руки вместе с автоматом от запястья и она с размаху бьётся спиной о жёсткую землю. Одежа Оспы полна крови. Время идёт для неё медленно, снег повисает в воздухе, не в силах опуститься на лицо. Повернув голову, она смотрит на свою разорванную руку, красящую алым снег, и дальше, на куски большого тела командира, разбросанные в радиусе нескольких метров по кровавому кругу, и дальше, на изуродованный труп одноглазого Крысы с порванным горлом, застывший у захлебнувшегося своим лаем пулемёта, и на тело Наташи, сжимающей во сне обрез, и на Упыря, устало ползущего вперёд, навстречу врагу. Она смотрит, как он выдёргивает кольцо из гранаты, и как взлетают вверх каменные комья земли. Лицо Оспы обжигает взрывной волной, капельки свежей крови падают ей на щёки. Она видит лицо мальчика, склонившееся над ней, и верит, что видит ангела, после стольких лет вспоминая молитвы своей довоенной матери и икону у тараканьей печки. Золотые губы касаются её сжатого рта, и удар тока навеки прокалывает горло.
Наташа открывает глаза. Снег движется бесконечно, как полчища белых мохнатых мотыльков, спешащих оставить потомство за короткое время своей жизни. Соня сидит на коленях рядом с ней. Они находятся на дне тишины. Наташа чувствует, что конец близок. Безмолвный взгляд смерти остановился на ней. Она начинает слышать единственный звук: течение крови в глубине неба.
— Как так может быть? — тихо спрашивает она Соню. — Ведь жизни нигде больше нет.
— Ты не знаешь о жизни, — отвечает Соня. — На, пей, — она прикладывает запястье к Наташиному рту. — Возьми свою кровь обратно.
— Я не хочу, — шепчет Наташа. — Я устала ходить.
— Пей, — ласково говорит Соня. — Я люблю тебя.
Наташа осторожно надкусывает запястье девочки. Огненная кровь обжигает ей рот, она стонет от боли.
— Пей, — терпеливо повторяет Соня, плотнее прижимая руку ко рту Наташи.
Наташа делает два всасывающих глотка, и Соня отнимает руку.
— Я слышу песню солнца, — говорит Наташа, и бледная улыбка поражает её лицо. — Его не видно, но я слышу, как оно поёт.
— Это хорошо, — отвечает Соня, закрывая рану куском снега. — Значит, смерть кончилась. Ты снова жива.
— Как я могу быть жива? — не верит Наташа. — Во мне тоска посмертного скитания.
— Это пройдёт, — говорит Соня. — Чувствуешь, твоя кровь снова становится красной. Как цветущие розы.
Наташа простирает руки в стороны, кладя их в холодный снег. Огромное пространство больше не кажется ей чужим, если есть Соня, которая любит её. Наташа вдыхает пространство в себя, наполняясь холодом вечной любви.
— Мне надо идти, — говорит Соня. — Сейчас начнётся штурм.
— Я с тобой, — говорит Наташа.
