Как бы извиняясь за то, что он такой, Андрей развел руками.
— Да-да, конечно, — продолжала кивать в такт его словам Мария, в то же время аккуратно посматривая по сторонам в поисках возможной защиты. — А могу я вас спросить: за что? То есть, за что вас ударили?
— Можете. Спросить, конечно, можете, — радостно заверил ее Андрей. — Только беда в том, что ответа я не знаю. Скорее всего, если в философском смысле, то за попытку жить не своей жизнью. Но это всего лишь догадка. По-видимому, я пробовал убежать от себя, но, как видите, не получилось. Впрочем, в двух словах об этом не расскажешь…
— Нет, нет, — заверила его женщина, нервно теребя букетик цветов, — я вас очень даже понимаю…
Немногочисленные пассажиры с любопытством наблюдали за странной парочкой. Разговаривая, мужчина улыбался, в то время как женщина все больше сжималась в комок, незаметно отодвигаясь к краю продавленного сиденья.
— Ну, это вряд ли! — покачал головой Дорохов. — Понять такое невозможно, разве только почувствовать. Человек должен жить собственной жизнью и стараться ее изменить, а не приобрести другую. Единственная для того возможность — это постоянная работа души… — он с улыбкой посмотрел на слушавшую его женщину. — Может быть, когда-нибудь мне удастся вам это объяснить, а пока сделайте одолжение, не тряситесь от страха. Судя по всему, я от удара потерял память, со мной случилось то, что медики называют амнезией. Так что, в определенном смысле, я родился только сегодня. Если хотите, — улыбнулся он, — в качестве доказательства могу предъявить шишку.
Андрей наклонился, продемонстрировал стянувшую волосы, запекшуюся над ухом кровь.
— Да, действительно, — растерянно пролепетала Маша. — Это, наверное, больно… Но от меня-то вы чего хотите?
— В первую очередь, чтобы вы меня не боялись. Ну и чтобы не обижались на мои слова. — Андрей замолчал, может быть, в первый раз за весь разговор посерьезнел. — Скажите, вам когда-нибудь говорили, что вы очень красивая женщина?.. Не сомневаюсь, что говорили! — продолжал он, не дожидаясь ответа.
— Тогда почему вы позволяете себе издеваться над собственной внешностью? Да, да, именно издеваетесь! — заверил опешившую женщину Дорохов. — Другого слова я не найду. Что это на вас за костюмчик, так интимно напоминающий солдатскую шинельку с заглаженными утюгом бортами. Смотрите! И пуговки в два ряда, и материальчик веселенький, цвета детской неожиданности… — Как изучающий картину художник, он несколько отстранился от Маши. — А эти, с позволения сказать, очечки! Какой-то дурак еще в пятом классе сказал, что они вам идут, и с тех пор вы этот фасончик и носите. Я поберегу вашу психику и не стану комментировать то, что у вас на голове, но, поверьте, без слез не взглянешь!..
В следующее мгновение Дорохов уже держался за щеку, горевшую от добротной, полновесной пощечины.
— Да как вы смеете! — повысила голос Мария, но Андрей тут же охладил ее пыл.
— Смею, Маша, еще как смею! Вы мне не чужая, мне с вами жить да жить. Так что, будьте любезны, прислушивайтесь к моему мнению. — Он автоматически потер горевшую щеку, поинтересовался: — Надеюсь вы не ушибли руку?.. Что-то сегодня меня все бьют. Может быть, в качестве компенсации я и получил способность быть органичным этому миру, чувствовать все его нелепости и несуразности. Знаете, мне почти физически больно от режущего глаз несоответствия формы содержанию. Я, как скульптор, вижу в материале только мне одному заметные черты шедевра. Вы с присущей вам тонкостью и интеллигентностью не можете не понимать, о чем я говорю. К тому же, как ученый… Вы ведь биолог?
— Я историк.
Хотя сказано это было не слишком дружелюбно, женщина, по крайней мере, сочла возможным продолжить разговор, с чем себя Дорохов и поздравил. Не выказывая радости, он заметил:
— А я думал только биологи могут довести себя до состояния «простенько и со вкусом». Может быть, потому, что вопросы пола интересуют их исключительно в приложении к изучаемым парнокопытным и прочим членистоногим. История же — совсем другое дело, она требует личного общения с людьми…
— Чрезвычайно глубокое и ценное наблюдение! — на этот раз Мария взглянула на разговорившегося Дорохова без страха, но весьма скептически. — Слушаю вас и думаю: уж не мой ли вы коллега?
— В некотором смысле, — ушел от ответа Андрей.
— Такой язвительной вы мне больше нравитесь!
— Давайте договоримся, что с этого момента вы оставляете все свои комментарии при себе! — отрезала Мария. — Честно говоря, ваш собственный костюмчик не позволяет вам критически отзываться о моем. Где это вы так вывозились?
Дорохов оглядел свои брюки и куртку, чистота которых оставляла желать лучшего, провел ладонью по щеке, не видевшей бритвы, минимум, три дня. Мария с усмешкой наблюдала, как, по мере выявления этих прискорбных обстоятельств, меняется выражение его лица.
— Вы действительно потеряли память, или это тоже один из ваших фокусов?..
— Ну, не то чтобы совсем, — пожал плечами Дорохов. — Детство помню. Иногда всплывают картины какой-то иной жизни, может быть, даже моей, но предыдущей. — Он улыбнулся. — Впрочем, вполне возможно, что это результат игры богатого воображения: мне сказали, что по профессии я художник.
— Забавно звучит: «мне сказали»! Кто же это вам сказал? — глаза за стеклами очков смеялись.
— Да так, один мужик… — махнул рукой Андрей.
— Вместе водку пили.
— Значит, собутыльник, — уточнила Мария. — Что-нибудь еще он поведал о вашей жизни?
— Мы с ним мало знакомы…
— Ну, естественно, как же это я забыла! — всплеснула руками женщина. — Вы ведь распивали в подворотне, поэтому не было времени представиться и войти во все подробности трудовой биографии…
Маша уже откровенно над ним смеялась.
— Вы вот издеваетесь, — буркнул Дорохов обиженно, — а, между прочим, сейчас наша остановка!
Собравшаяся было что-то сказать женщина застыла с открытым ртом. Лицо ее выражало одновременно испуг, удивление и намерение продолжать насмешки. Воспользовавшись мгновением замешательства, Дорохов тоном врача скомандовал.
— Очки снимите!
Маша сняла. Взгляд потерявших защиту глаз стал беспомощным. В нем, как в зеркале, отразилась ее не слишком богатая радостями жизнь.
— Носить будете контактные линзы! — все тем же категоричным тоном констатировал Дорохов. Он полез в карман брюк и выгреб оттуда несколько зеленых купюр, полученных от могущественного Семена Аркадьевича. — Поскольку завтра в работе конференции объявлен перерыв, — как бы вслух рассуждал Андрей, — то с утра и пойдем их заказывать. А заодно заглянем в магазин: вас надо срочно приодеть… Ну, что вы на меня так смотрите, — нам выходить!
Он схватил женщину за руку и едва ли не силой потащил к закрывавшимся уже дверям. Оказавшись на платформе, Маша нацепила на нос очки, быстрым движением одернула пиджачишко. Дорохов в это время критически рассматривал ее ноги.
