Внизу проплывал обычный экваториальный пейзаж. Буроватая саванна, сухие травы изредка прореживались купами пыльной древесной зелени, кустарником, засевшим на холмах и руслами пересыхающих речек, напоминающих старые шрамы.
Кесария построена на берегу Океана, в устье широкой, полноводной реки, текущей с востока, от пока что безымянных гор, воздвигающихся в центральной части острова на котором мы обитаем. Город занимал ровный правый берег реки (именующейся, соответственно традиционной антично-римской стилистике планеты, Церерой), ибо берег противоположный отличался каменистыми возвышенностями и крутизной. Дельты у реки не было, что облегчало грядущее строительство гавани, намеченное на следующее десятилетие, когда начнется широкая колонизация и придется развивать морской транспорт. Кесария являла собой несколько десятков аккуратных кварталов, застроенных преимущественно аккуратными белыми коттеджиками из дешевой древесины — лесов на Афродите предостаточно, зачем завозить материалы с Земли? Только административный центр мог похвалиться четырьмя крупными зданиями, где разместилось представительство ВКА и прочее высокое начальство, надзирающее за производствами. Ну, еще были какие-то лаборатории, крупные посадочные площадки для транспортов Флота, аэродром с ангарами… Много всего. Город занимал почти сотню квадратных километров территории.
Главным ориентиром и достопримечательностью была большая скульптура, изображающая Иисуса Христа, точная копия статуи, воздвигающейся на горе над Рио-де-Жанейро. Только здесь ее установили на островке-скале, в самом устье Цереры. Широко раскинув руки, Спаситель смотрел в Океан. Не заметить громадную статую ярко-белого камня было невозможно.
А я вот не замечал. Островок на месте, река никуда не пропала, земля внизу вроде бы твердая… Но сквозь твердую землю ничего не может провалиться!
Навигатор, уступая моей настоятельной просьбе, трижды провел вертолет над прибрежной равниной, где была обязана находится Кесария. Дастин, прилепившись лицом к стеклу, рассматривал девственную природу, подбадривая себя русскими матерками, искаженными акцентом. Надо будет исправить ему произношение…
— Стой! — внезапно заорал он, словно Навигатор мог моментально остановить вертолет в воздухе. — Вижу что-то! Вон оно, черное такое! Левее!
— Вы предлагаете совершить посадку? — осведомился Навигатор. — В таком случае прошу пристегнуть ремни.
«Фалькон» стремительно пошел вниз. Мне подумалось, что у нашего компьютера есть все задатки авиационного лихача. Однако вертолет коснулся поверхности очень мягко, нас даже не встряхнуло.
— Что и где ты видел? — спросил я у Дастина, вылезая из кабины.
— Не знаю, — он пошевелил рыжими бровями, и неопределенно ткнул пальцем куда-то в сторону. — Там, кажется. Э-э.. Элемент рельефа, показавшийся мне странным.
— Пошли.
Трава здесь жесткая, с острыми узкими листьями, о которые можно порезаться. Камни под ногами. От растительной пыльцы не продохнуть — на Афродите насекомые, опыляющие цветы не водятся и растения сами нашли выход: любой местный цветок производит пыльцу едва ли не килограммами, а ветер разносит ее на весьма большие расстояния. Колючки невысоких, стелющихся по земле кустов цепляются за комбез, вырывая нитки из плотной ткани. При закатном, багряно-золотом свете звезды саванна кажется политой запекшейся кровью.
— Вот оно… — Дастин протянул руку.
Мы остановились.
— М-да, — я слегка растерянно оглядел торчащее среди равнины изваяние. — Прямо-таки кладбищенский юмор…
Выглядела эта штуковина следующим образом:
‡
Большущий шестиконечный крест из матового, угольного материала с серебристыми блестками. Вокруг основания благоухают живописно рассаженные черные маки — растение, на Афродите не встречающееся, это я знал точно. Недавно от скуки я перерывал компьютерный каталог описанных биологами видов местных растений, но черных маков там не заметил.
— Надпись, — кивнул на крест Дастин. — Надо бы рассмотреть поближе.
Подошли. Ну, точно, на верхней перекладине траурного сооружения со всем старанием выбиты вполне знакомые буквы:
Microsoft
Я поперхнулся. При чем здесь, простите, известная компьютерная компания, сохраняющая ведущую позицию на рынке программного обеспечения, начиная с последних десятилетий ХХ века?
Когда от необычного креста послышалась тихая, но ясно различимая мелодия моцартовского «Реквиема», мы с Дастином попятились. С черных маков под порывом ветра посыпались бархатные лепестки, закружившиеся в мертвецком вихре.
— Так им и надо, — с неожиданной жесткостью мстительно заявил Дастин. — Нечего программы с недоработками выпускать.
Я посмотрел на напарника и покрутил пальцем у виска. Балаганная семантика происходящего неким волшебным образом от Дастина ускользнула.
Дастин на мой выпад не отреагировал.
— Что делать будем? — вопросил он, грустно поглядывая на шутовскую могилу знаменитой корпорации. «Реквием», наяриваемый невидимым оркестром, громыхал латиноязычными хоралами. Впрочем, чувства искренней скорби у меня не возникало, скорее, хотелось истерически захихикать. — Я не желаю возвращаться в Комплекс. Боюсь, нас не ждет там ничего хорошего.
— А какая альтернатива? Город растворился, незнамо куда сгинули несколько тысяч человек… У Навигатора хотя бы найдется еда и укрытие. Будет совсем плохо — загрузим в вертолет побольше жрачки, улетим куда-нибудь на материк. Поживем робинзонами, шалаш построим. Научимся хлеб выращивать — на Афродите можно найти съедобные злаки. Уверен, рано или поздно эти чудеса кончатся…
— Хорошо, — опечаленно согласился Дастин. — Возвращаемся к «Фалькону»? Надеюсь, он не успел превратиться в тыкву, запряженную мышами…
Я в последний раз оглянулся на могилку. Крест чернел на фоне вечернего неба. И тогда же я четко ощутил, что за нами наблюдают. Взгляд чужака чувствовался почти физически. И взгляд этот был веселым.
— Черт, да где же он?! — пробормотал на ходу Дастин, и у меня сердце сжалось. Неужели напарник имеет в виду вертолет? Нет, «Фалькон» стоит на месте, никуда не пропал. Вспыхивают зеленым и алым бортовые огни.
— Кто — «он»?
— Падла, которая здесь прячется, — пояснил Дастин и внимательно обвел взглядом пустую равнину. — Всеми потрохами чую — он рядом. Прямо здесь…
— Окстись, вокруг ни души, кроме нас с тобой!
Я сказал эту фразу, и на самом излете слуха различил незнакомый, грубоватый смешок.
* * *
Он сидел, привалившись спиной к шасси вертолета. Пыхал самокруткой — я сразу почуял плывущий по воздуху противный махорочный запах. Человек как человек, по виду годков тридцати пяти, самое большее — сорока. Полинялый джинсовый костюм, вытертая ковбойская клетчатая рубашка. Шляпа-стетсон. Смотреть на сапоги просто больно — он наверняка прогулялся в этой, ставшей бесформенной обувке, от полюса до полюса и обратно. У ног валяется изумительной потрепанности торба, перевязанная столь же истертыми и много раз рвавшимися шнурками.
