Расставаясь, мы гадали, кто из них выживет в предстоящих баталиях.
Волчица потерла нос лапой. Верблюд молча жевал свою жвачку. Пес посмотрел на меня.
— Мистер Трейси, раньше ведь все было не так? Когда-то мы ездили на север смотреть грозы и стирать под дождем белье.
— Так, как сейчас, не было никогда, — отозвалась вместо мистера Трейси Фелина. — Мои приморские родичи ходят строем и точат зубы о мокрый коралл. Повсюду измена и алчность. Прежде мы лишь сетовали, но теперь боимся. Правда?
Она посмотрела на собаку и верблюда, те кивнули.
— Мы тоже собираемся на войну? — Пепси взмахнул тростью в воздухе, словно мечом.
— Мы собираемся остановить войну, Пепси. Точнее, не мы, а ты — ты и твоя мама.
Марцио вытянул длинную верблюжью шею и уставился вдоль рельсов в молчаливую, пустую даль. Недавно снова прошел дождь, и стальные железнодорожные стрелы отсвечивали мокрой, серебристой голубизной.
— Пепси, не садись. Штаны промочишь.
— Мам, я устал! Спать хочу!
Не в его привычках было ныть или жаловаться; видно, северный переход до железнодорожной ветки дался ему тяжелее, чем мы думали. В путь мы вышли на рассвете. Кипучий Палец сказал, что на территории Третьего Маха нам следует идти пешком, а ехать верхом ни в коем случае нельзя. Это снизило нашу скорость раз, наверно, в десять.
Поезд мог прийти в любой момент. Станции здесь не было, только пересечение дороги с узким петляющим рельсовым путем. Поезд должен был отвезти нас в Кемпински[39], столицу Рондуа, где Пепси предстоит пройти первое из главных испытаний.
Под коричневым небом, в преддверии сумерек говорить никому не хотелось. Оставалось только ждать и думать о том, что мы в этот день видели и слышали.
На севере жили Фиолетовые Джейки. И вдобавок Желто-Полосатые Дрю, евшие творожный пудинг и спавшие в ярости или в страхе перед всем на свете. От первого до последнего — яркие неоновые сполохи на фоне темного землистого ландшафта. Если бы меня попросили описать их, я бы только улыбнулась.
Знаете картинки, которые рисуют дети, когда им первый раз попадают в руки бумага и мелки? Беспорядочные красные штрихи или жирные неровные синие круги, угрожающие выйти за край листа и никак друг с другом не связанные? Джейки и Дрю являлись основными обитателями этого Маха Рондуа. Правил здесь Хеэг, но для меня оставалось загадкой, что могут держать под контролем он и его люди, кроме участка холмистой местности на карте. Не считая серых солдат и их ящериц, тут не было «живых» существ, имеющих сколь-либо узнаваемый облик.
И вот еще что: понятия не имею, на каком языке они говорят да и, собственно, как общаются — тоже, потому что, кого бы мы ни видели в этот странный день, они обязательно находились далеко и двигались в противоположном направлении.
Фелина сказала, что ей не доводилось слышать, чтобы кто-нибудь видел Джейка или Дрю вблизи. Как застенчивые птицы, они чураются компании. Единственная характерная примета — их яркая расцветка.
— Если они все время убегают, зачем тогда Хеэгу армия? Кого тут завоевывать? Кто противник?
— Сама земля, Каллен. Хеэг хочет владеть Махом. Но если земле не нравится правитель, она восстает.
— Восстает? Как это?
— Посмотри на небо. Оглянись. Повсюду вокруг либо сплошная сырость, либо ярко так, что глазам больно — как Джейки.
— Но, Фелина, я помню, тут и раньше шел дождь. Тогда нам было весело.
— Каллен, ты была слишком мала, чтобы понять, что происходит на самом деле. А все начиналось уже тогда. Но мы знали, что ты не задержишься, поэтому не хотели тебя расстраивать. Мы знали, что когда-нибудь ты вернешься. Все, что ты пока видела, появилось уже после того, как ты отправилась на другую сторону.
Вдалеке пискнул свисток поезда.
— А много на Рондуа таких, как Хеэг?
— Каллен, когда пасмурно, теней не видать. Тем более перед бурей, когда темнеет повсюду. У нас уже давно пасмурно. Третий Мах — это лишь один пример из многих.
Свисток поезда опять прорезал воздух, на сей раз гораздо ближе. Пепси, Марцио и Фелина двинулись на звук. Мистер Трейси и я остались на месте.
— Когда ты была здесь первый раз, Каллен, мы возлагали на тебя огромные надежды. Но стать нашим избавителем у тебя не получилось, хотя ты подошла очень близко. Мы отпустили тебя, когда ты была ребенком, потому что дети — удивительные эгоисты и помнят только то, что для них в данный момент важно. А это всегда какие-нибудь пустяки: цвет пирога в день рождения или кто вручил открытку-валентинку на никудышной вечеринке в прошлую среду. Но взрослые помнят гораздо больше, хотят они того или нет. Когда ты была ребенком, нам было нужно, чтобы у тебя остались от Рондуа только хорошие воспоминания. В таком случае ты когда-нибудь по собственной воле привела бы к нам наследника, который будет в силах все исправить.
Его последние слова заглушил шум прибывшего поезда, замедляющийся стук колес, шипение раскаленного металла и смазки.
— Это Пепси? — крикнула я, перекрывая шум. — Это он вам нужен?
— Да! Наверно! Если повезет!
— А если вы ошибаетесь? Если это не он?
— Тогда мы все погибнем.
Кемпински показался бы чудом, не будь мы на Рондуа так долго и не повидай столько всякой всячины. По улицам расхаживали огромные животные наподобие троих наших друзей. На людях были немыслимые наряды, стайками порхали живые шляпы. Повсюду нас сопровождала самая разная экзотическая музыка — в основном пронзительная, таинственная и восточная. Подходящий фон для танцовщиц живота и глотателей огня, для прогулки по базару в Багдаде или Иерусалиме.
Я не смогла удержаться от смеха, увидев на кинотеатре афишу: «НОВЫЙ ШЕДЕВР ВЕБЕРА ГРЕГ-СТОНА — „ГОРЕ И СЫН“».
Пепси держал меня за руку и сыпал вопросами о том, что мы тут делаем и что видим. Я по возможности отвечала, но столицу помнила довольно смутно, за годы отсутствия многое подзабылось. Кое-что все же всплывало — я знала, что эта улица ведет к авеню Дремлющих Бультерьеров и что надо обязательно купить у разносчика немного спиралек, поскольку лучшей жевательной резинки тут не сыщешь, — но немногим более.
Мы прибыли рано утром и большую часть дня просто гуляли по городу, осматривали достопримечательности, пытались вспомнить, как все было в прошлый раз. Покормили крохотуль и оленей-однодневок в Зоопарке Слепых Животных, до отвала наелись маруками и напились тучевого сока в рисовых полях за городом.
Когда начали сгущаться лавандово-серые сумерки, мы двинулись к амфитеатру в центре города. Днем это здание маячило из-за каждого угла, невероятно огромное и древнее, но в превосходном состоянии. Теперь в его многочисленные ворота вливались толпы народа, и я не видела ни одного билетера.
