— Мне известно, — медленно проговорила я, — что этим летом он должен был провести через палату общин какой-то законопроект. Он не обсуждал со мной свои дела, но, по-моему, речь шла о границах в Индии.
— О границах в Индии? — К моему удивлению, доктор Элиот вдруг пробудился, услышав это. Он наклонился вперед, и я заметила, что глаза его опять заблестели. — Поясните, — нетерпеливо произнес он. — О чем именно шла речь?
— Не могу сказать, — я беспомощно пожала плечами. — Джордж никогда не говорит со мной о своей работе. Ведь я всего-навсего его жена, доктор Элиот.
Он вновь осел в кресло с явно разочарованным видом.
— Но этот парламентский законопроект, — спросил он, — за который отвечал Джордж… Не знаете ли вы, не работал ли он над ним вместе с Артуром Рутвеном?
— Да, — ответила я. — В этом я, по меньшей мере, уверена.
— Джордж как министр, а Артур как дипломат?
— Да!
— Хорошо. Это наталкивает нас на кое-какие предположения…
— Не понимаю вас, — поморщилась я.
Доктор Элиот с отчаянием взмахнул рукой:
— Ну же, леди Моуберли, если вашего мужа постигла судьба Артура Рутвена — простите за прямоту, но мы должны рассмотреть эту возможность, — нам нужно установить, что могло связывать этих двух мужчин. Оба они работали над законопроектом о границах в Индии. Я бы сказал, это довольно деликатный вопрос. Видите, леди Моуберли, какая интересная линия расследования сразу открывается перед нами?
— Да, — кивнула я. — Уверена, что вы правы.
Он с интересом взглянул на меня:
— Так у вас есть какие-либо добавления к этому?
Я проглотила комок в горле:
— Вы ищете то, что связывает этих двух мужчин. Что ж, доктор Элиот, связь есть. Относится ли это к работе Джорджа, я не знаю. Сам Джордж предполагал, что относится, но думаю, для него это было такой же великой тайной, как и для меня сейчас.
— Ага, — сказал доктор Элиот с некоторой сдержанностью. Он откинулся в кресле и лениво махнул рукой. — Продолжайте, леди Моуберли.
Я снова проглотила комок в горле. Будьте готовы, Люси, ибо то, что вы сейчас прочтете, вам будет нелегко воспринять.
— Это случилось чуть больше года тому назад, — медленно проговорила я, — Артур приехал к нам на ужин…
И затем я описала доктору Элиоту то, что мы обсуждали в тот вечер: в основном, дорогая Люси, речь шла о вас и вашем намерении играть на сцене. Вспомните, как противился этому ваш брат, но все же к концу вечера он с восхищением смеялся над вашим энтузиазмом и говорил так, словно собирался поддержать вас. «Вижу, Люси настроена стать Новой Женщиной, — сказал тогда Артур, — и не свернет с пути. Ибо всякая одержимость нерациональна, почти демонична, и мы заблуждаемся, если думаем, что ею болеют лишь молодые».
— Действительно, — проговорил доктор Элиот, который во время моего рассказа как будто дремал. — Помню, в колледже у Рутвена была своя всем памятная одержимость.
— И в чем она заключалась? — поинтересовалась я.
— Он был величайшим коллекционером древнегреческих монет.
— Он еще собирал их, когда мы познакомились. Действительно, он часто заявлял в моем присутствии, что его коллекция непревзойдена.
— Занимательно, — еле пробормотал доктор Элиот.
— Да. Мы тоже так подумали. Артур с готовностью признавал, что в его энтузиазме присутствует нечто абсурдное, особенно если учесть, что в остальном он такой здравомыслящий и сдержанный.
«Но я ничего не могу с собой поделать, — поведал он нам в тот вечер, — когда гоняюсь за монетой древнегреческих времен. Мне нужно поддерживать честь моей коллекции. И я, видимо, стал скандально известен, поскольку, — он пошарил у себя в сумке, — сегодня мне был брошен вызов».
«Вызов? — помнится, воскликнул Джордж. — Какого черта вы имеете в виду?»
Артур слегка улыбнулся, но не ответил. Вместо ответа он положил на стол красную деревянную шкатулку. Он открыл ее, и мы увидели, что внутри находится кусочек картона, на котором что-то написано.
«Что это?» — удивленно спросила я.
«Посмотрите сами», — предложил Артур, передавая мне карточку.
Я взяла ее. Карточка была из картона высочайшего качества, но почерк на ней был неряшливый, чернила какие-то странные — темно-пурпурные, осыпающиеся хлопьями, когда до них дотронешься. Сама же записка показалась мне еще более странной, настолько странной, что я до сих пор отлично помню ее содержание.
«Сэр, вы дурак, — гласила записка. — Ваша коллекция ничего не стоит. Вы допустили, что величайший из призов проскользнул у вас между пальцев». Подпись была проста — «Соперник».
Джордж взял записку у меня из рук и прочел ее, потом расхохотался, и вскоре мы присоединились к нему. Артур смеялся громче всех, хотя, думаю, гордость его была сильно задета. Мы спросили его, как он намерен ответить наглому сопернику. Артур покачал головой и вновь рассмеялся, но я была уверена, что он намерен распутать эту тайну. И за его смехом я почувствовала воинственность и решимость.
Через неделю я спросила Артура, узнал ли он, кто его соперник Он не ответил на вопрос, а как всегда сдержанно улыбнулся, но было видно, что тайна не дает ему покоя. И через две недели после этого Артур Рутвен исчез. Неделей позже труп, нагой и совершенно обескровленный, нашли плавающим в Темзе у Ротерхита. Вид Артура, как рассказал мне Джордж, был непередаваемо ужасен.
Я перевела дух. Не открывая глаз, доктор Элиот сплел пальцы как будто в молитве.
— Из вашего рассказа, — произнес он наконец, — следует, что между исчезновением Артура и получением им накануне странной шкатулки существует какая-то связь.
— Да, — сказала я, прокашлявшись. — Когда Артура вытащили из реки, рука его была плотно сжата. Пальцы разжали, и на ладони у него оказалась монета… греческая монета.
— Предположение, — заметил доктор Элиот, — но не доказательство.
— Монету оценили очень дорого.
— Вы сообщили полиции?
— Да.
— И что они?
— Они были очень вежливы, но…
— А, — слегка улыбнулся доктор Элиот. — Так у вас не осталось шкатулки?
— Ее так и не нашли.
— Понятно, — кивнул доктор Элиот. — Жаль. — Его глаза сузились. — Но раз уж вы, леди Моуберли, полагаете, что вам стоит тратить на меня время, может, вы еще что-нибудь расскажете?
