– Гоим нахес! – повторила Мириам, с наслаждением катая во рту иностранные слоги. – Гоим нахес! Гоим нахес! – Она распевала и ножом для масла дирижировала своей симфонией. Улыбаясь в невинные глаза Мириам, Софи потянулась через стол придержать дочкину руку.
– Дело же не только в деньгах, папа, – начал было я, но умолк.
Никто меня не защитил. Даже Моррис. Миг прошел – спасибо певческому взрыву Мириам. Я воевал без надежды на победу – особенно теперь. За обеденным столом ребе всегда прав.
4 Выкрасить и выбросить
У Тобиаса Морхауса – самый крупный хрен[97]на Уолл-стрит, о чем знали все видные шишки. Лишь немногие государственные старейшины могли засвидетельствовать, что видели легендарный агрегат капиталиста вживую и вблизи, но даже они понятия не имели, какова его настоящая длина.
В 1960-х брокеры шутили, что Тобиас на пари о длине своего хрена заработал больше, чем на товарной бирже. Это, конечно, вранье, однако оно утешительно для Тобиасовых товарищей по клубу.
У него не было их родословной[98], их образования и связей. Ничего такого – лишь пара-тройка волшебно рассчитанных звонков насчет нефти-сырца в начале войны во Вьетнаме; они и обеспечили Тобиасу место за столом. Многие считали, что Морхаус подкупил старого флотского кореша, но против таких махинаций в открытую не выступишь. Не те времена: информашка флотского интенданта бывшему летчику-истребителю за пивом не более скандальна, чем намек, брошенный за стаканом бренди в Кучерском клубе. Морхаусу, начинающему маклеру из безымянной фирмы, у которой даже места на бирже не было, требовалось проникнуть внутрь, чтобы расти.
Но за вход с него содрали дай боже.
Началось с подначки как-то поздно вечером в Красной гостиной Кучерского клуба – по крайней мере, так рассказывают. Двадцатитрехлетний Тобиас травил байки о двух педиках с авианосца «Вэлли-Фордж». Как они на его снаряд пялились. Как по утрам он его паковал в узкие моряцкие штаны – посмотреть, как педики шныряют по палубе в поисках оптимальной точки обзора. А однажды он его завернул между ног, чтобы педики восторгались, как величественно елда умостилась между ягодицами.
И вот тут джентльмены из Кучерского клуба подбили новичка на состязание. Поставить десять тысяч, что у него длиннее всех в гостиной. В ошеломленном презрении Тобиас оглядел тридцати-примерно-летние холеные головы, что тянулись из распластанных крахмальных воротничков. До костей гнилушки, все до единого, решил он, поставив дцатый «скотч» и извлекая дородное тело из кожаного кресла. Такое случалось не раз, и соперники бывали посильнее этих пижонов. Тобиас поставил единственное условие: все соискатели открываются первыми. Тобиас покажет ровно столько, сколько понадобится для выигрыша.
Нежными рукопожатиями старики выразили согласие, а немногочисленный контингент молодых помощников столпился у бара – видимо, рассудил Тобиас, решить, кто из них убедительнее представит клубную мужественность. Или, может, дрочили, чтоб из своих дарований побольше выжать.
Когда массовка наконец расступилась, в центре стоял не Льюис, не Спадз, даже не Родсовский студент Маршалл Теллингтон, но прислуга. Помощник официанта, штаны спущены до лодыжек, а длинный черный необрезанный пенис[99]болтается ниже камзола.
– Всех в гостиной, – прохрипел Спадз, тошнотворно, по-девчачьи подхихикивая и на буксире волоча унылого африканца. – Парень тоже был в гостиной, Тоби!
Да, Тобиас выиграл – и что? Он-то понимал, что эти ублюдки заплатили по три сотни с носа, чтобы посмотреть, как он меряется хуями с парнем, которого они звали «ниггер».
После сорока лет твердохренной торговли, андеррайтинга, слияний и поглощений одинокий выживший основатель «Морхаус и Линней» снова ощутил себя вроде как аутсайдером. Времена изменились, нелегко сохранять бычизм на столь абстрактно бескровном рынке. Может, в свои семьдесят четыре Тобиас Морхаус и располагает самым длинным, самым толстым и уважаемым хером на Уолл-стрит, да только накачать этот хер уже нечем.
По крайней мере, так говорил Алек, когда мы ждали его отца за тридцатифутовым черным мраморным столом в поместительном конференц-зале. Дверь красного дерева напротив вела прямо в кабинет Морхауса, стеклянная дверь в гигантской прозрачной стене – к лабиринту загончиков[100], где корпели эксперты, андеррайтеры и их помощники. По периметру – офисы и конференц-залы, точно такие, как у Морхауса, только чуть меньше, и каждый отделен от центрального зала толстым зеркальным стеклом, а порой – элегантными белыми жалюзи. Четвертая стена Морхаусова конференц-зала смотрела на финансовый район – с почтенной высоты в 37 этажей.
