Она коснулась холодного стекла и взглянула вниз, на молчаливый двор, покрытый заиндевелой травой. Начнем с того, кто был виноват, что фейерверки исчезли из их отношений, а, Кара?
Обрывки их разговора о Джоне Джэйкобе проплыли в ее мыслях. Беспомощный мальчик в когтях бесстыжей девчонки. Любимая фантазия каждого мужчины. Крэйг всего лишь предложил ей точку зрения мужчины на их шестнадцатилетнего сына, но его комментарий жалил. Как могла любовница не знать такой важной вещи о своем партнере?
Она никогда не была соблазнительницей. Это было не в ее характере. В общей постели соблазнителем всегда был Крэйг. В пылу страсти ее запреты рушились, и они всегда любили друг друга с равным жаром. Ей казалось, что совершенно неважно, кто начинает любовную игру.
Карен до боли стиснула грудь. Имеет. Разнообразие давало остроту Крэйг открыто наслаждался ее реакцией, но даже самого рьяного соблазнителя может утомить постоянно агрессивная роль.
Слишком редко, думала Карен, она чувствовала его желания.
Если она боялась доверять чувствам Крэйга, то он преследовал ее. Но она могла не сомневаться, что делал он это из-за любви, от всего сердца. Дюжиной способов он пытался показать ей, что не повторит прежних ошибок. Теперь ей наконец пришло в голову, что нужно посмотреть в лицо фактам, понять, где она подводила его. И сделать это самой. Впервые.
Всегда было легко уступать ему ведущую роль, поскольку так было проще. Легко было обвинять его в том, что он принимал это как должное. Было легко прятаться в его тени, поскольку он был сильный, уверенный, берущий все на себя мужчина. А она никогда не была уверена в себе, как в женщине.
Степенная, строгого вида секретарша ввела Крэйга во внутреннее святилище обшитого темными панелями офиса. Перед тем как войти, он поправил галстук и выдвинул подбородок, думая, что предпочел бы жевать гвозди, чем находиться сколько-нибудь близко к этому месту.
— Крэйг.
Это было в некотором роде приветствие, но высокий суровый человек за заваленным бумагами столом не встал и не протянул руки. Секретарша закрыла дверь, оставив их одних. Отец Карен указал ему на одно из мягких кресел против стола.
— Давно я с вами не говорил.
— Я знаю.
Крэйг опустился в ближайшее кресло, точно зная, сколько времени прошло с тех пор, как он имел приватный разговор с Уолтом Хеннесси. Они встречались друг с другом, когда дед забирал и привозил внуков, но только в этом и состояли все эти контакты уже больше года. Крэйг полагал, что отец Карен винил за развод его, обвиняя с самого начала за то, что он вовлек самую младшую и самую любимую дочь в неприятности.
Отношения между ними никогда не были особенно сердечными. Внешне Карен была похожа на мать, а не на отца. У Уолта было угловатое лицо, лысеющая голова, сшитый на заказ дорогой серый костюм висел на его худой фигуре, как дешевая занавеска. Костюмы ему просто не шли. Ему шла сигара и рыбацкая штормовка. Но проблема имиджа не волновала Уолта. Он был одним из лучших юристов штата в области налогового права и обладал умом, проницательностью, находчивостью, интуицией и жестокостью на инстинктивном уровне.
А Карен любила своего папу, как никого другого в жизни. Крэйг решил, что даже если старик встретит его с гильотиной, все равно этот разговор один на один состоится! Он был ему необходим, хотя Уолт встретил его не особенно приветливо и не спеша изучал, как полисмен изучает подозреваемого в наручниках.
Крэйг не видел иного выхода, кроме как нырнуть головой вперед.
— Ваша дочь застрелит меня, если узнает, что я был здесь, но я хочу, чтобы вы знали. Мы снова видимся с Карен.
Молчание. Но, по крайней мере, ни ручных гранат, ни дуэльных рапир на столе не появилось. Отец Карен просто тихо барабанил пальцами по подлокотнику кресла.
— Я полагаю… я подозревал. Вы не позвонили мне домой и не пришли в дом. Немного могло быть причин, по которым вы назначили встречу в моем офисе.
— Да.
— Эрика устроит адский скандал, если обнаружит вас где-то поблизости от нашей дочери.
Уолт наносил удары не для видимости. Крэйг тоже.
— Я знаю.
— Дети?
Крэйг покачал головой.
— Нет. Они не знают, что происходит. Ни мои родители, ни друзья, никто. Карен хочет, чтобы никто не был замешан, пока мы оба не удостоверимся в примирении. Она хочет защитить ребят. Свою мать, вас. И я с ней согласен, исключая вас.
Он расстегнул пиджак и наклонился вперед.
— Вы великолепно знаете, что я украдкой ухаживал за Карен, когда мы были детьми. Я не прошу вашего позволения и не ожидаю вашего одобрения, Уолт. Я просто говорю вам, что люблю вашу дочь и надеюсь завоевать ее еще раз.
Уолт перестал барабанить по подлокотнику.
— Вы так на меня смотрите, как будто ждете, что я вытащу хлыст.
— Может быть, это то, что сделал бы я, окажись на вашем месте.
Отец Карен почти улыбнулся.
— Не думайте, что когда вам было семнадцать, я не рассматривал этот подход. Но с тех пор прошло много лет и много воды утекло.
Он взял карандаш и, постукивая, провел им по столу, из конца в конец.
— Вы ни разу не дали мне случая сказать это раньше, но я никогда не винил вас или ее за развод. Я не знал, что пошло не так, но в прошлом году я видел, что вы оба жили в аду. И, может быть, вы думали, что я не замечаю, но я имел очень реальные опасения, что отец моих внуков вот-вот сломается.
Крэйг ожидал и был готов к чему угодно от Уолта Хеннесси, кроме сострадания.
— Может быть, я почти сломался, — признался он и затем заколебался.
Он пришел сюда ради Кары, а не потому, что был обязан чем-нибудь Уолту. Но будучи теперь сам отцом, он не мог просто встать и уйти, не сказав больше ни слова.
— Когда я был в школе, — проговорил он медленно, — я был золотой мальчик. Успехи в спорте. Недурная внешность. Достаточно быстро соображал, чтобы приносить домой хорошие отметки, не заглядывая в учебники. Никаких трудностей, за исключением развода родителей.
Он поднял руку, ладонью вперед, в прямом и честном жесте.
— Во мне не было глубины. Ни когда я встретил Кару, ни после этого. Я просто решил, что могу иметь все, что хочу, поскольку я вырос с этой верой. Я не был избалован, в том смысле, что я имел слишком много. Но жизнь сделала хорошую работу, избаловав меня, ибо все получалось легко. Так если вы хотите знать, что пошло плохо, — это был я. Не Кара. Я был эгоистичным и надменным и принимал ее как должное.
На столе зазвонил телефон. Уолт нажал кнопку, поднял трубку и вежливо сказал:
— Меня нет, миссис Риверс.
Затем положил трубку. Послеполуденное солнце, пробиваясь через открытое окно, подчеркивало следы возраста на его лице. Карандаш в его руках был неподвижен.
