о каком прощении вообще может идти речь! Я помню эту боль, слишком ясно, будто всё произошло вчера…
Всё снова всплывает в памяти: его измена, эти короткие, но такие яркие образы. Яна. Та ночь, когда я узнала… Ощущение, как мир рушится вокруг, словно мне под ноги сыпят осколки стекла.
Все эти месяцы я старалась забыть, оставить за спиной переживания. Больше никогда не чувствовать себя так, как тогда, — уязвимой, потерянной, уничтоженной одним его поступком…
— Максим, — тихо произношу имя, не в силах смотреть в глаза, — ты вообще понимаешь, что натворил? Я не могу… не могу просто так снова вернуться к тебе, будто ничего не случилось! Пойми ты это, и не мучай меня! Умоляю!
Он молчит, а мне хочется убежать. Вернуться к тому моменту, когда я ещё была собой, без этого груза воспоминаний и боли. И, несмотря на всё, я не могу заставить себя полностью отвергнуть его, хотя сердце противится этим чувствам.
Меня разрывает от противоречий внутри!
Я боюсь. Боюсь снова стать уязвимой перед ним, боюсь поверить и снова быть преданной!
Мне становится трудно дышать от переживаний. Пока Максим отворачивается, чтобы налить себе виски, я бросаю взгляд на тёмную дорогу, размытую ливнем, где в свете фонарей искрятся лужи.
Сердце бешено колотится, и я больше не думаю — просто бегу…
Глава 24
Бегу, шаг за шагом, спотыкаясь и задевая кусты, которые цепляются за одежду. Но земля под ногами скользит, и я, не удержав равновесие, лечу вниз, в сырую грязь…
Падение кажется вечностью. Мои ладони врезаются в холодную, липкую землю, мокрая жижа моментально пачкает кожу и забивается под ногти. В лицо бьёт резкий запах сырости. Колени тоже ощущают этот удар, но, к счастью, боль не слишком сильная… Грудь судорожно вздымается — дрожь сковывает всё тело, но не от холода, а от осознания того, что бежать больше некуда.
Позади себя слышу тяжёлые шаги. Поднимаю голову, и сквозь капли дождя вижу, как Максим подходит ко мне. На его лице нет ни тени раскаяния — только решимость и… одновременно с этим нежность.
Я пытаюсь встать, но он уже наклоняется, обхватывает меня за плечи и, несмотря на слабое сопротивление, поднимает на руки.
— Пусти меня, Максим! — я хватаю его за рубашку, пытаясь вырваться. Но он лишь крепче прижимает меня к себе, не говоря ни слова. — Ты не имеешь права удерживать меня силой! Это незаконно!
Мы входим в дом, и его быстрые шаги эхом отдаются в тишине прихожей. Слева открывается дверь, свет резко бьёт в глаза… Ванная комната. Максим несёт меня прямо туда. Прежде чем я успеваю среагировать, ставит на холодный кафель и захлопывает дверь за нами, щёлкнув замком.
— Раздевайся, — голос бывшего мужа звучит холодно и властно.
Я стою, глядя на него, не веря, что он мог всерьёз так сказал. Но, взглянув в его глаза, понимаю — не шутит!
— Ты с ума сошёл, — я отступаю на шаг, чувствую, как холодная плитка обжигает босые, грязные ноги. Максим скрещивает руки на груди, не двигаясь с места.
— Ты вся промокшая и грязная, Ань. Не упрямься. Тебе нужно помыться, — его взгляд пробегает по моему телу, фиксируясь на животе. Чувствую, как напрягается каждая клеточка моего тела от накатившей паники, но отступать нельзя. Я должна сохранять спокойствие, чего бы это мне не стоило!
— Выйди из ванной комнаты. Я при тебе переодеваться не буду!
Но Максим не двигается. Стоит напротив, и мне кажется, что он только сильнее упирается спиной в дверной косяк, намеренно блокируя выход. Холодное, настойчивое упрямство барана! Мне становится не по себе, как будто он вот-вот нависнет, накроет меня тенью, лишит последней свободы…
— Я не выйду и ты никуда не пойдёшь, — его голос тихий, но настолько твёрдый, что мне становится страшно. — Пока не признаешься. Давай Ань, или мне тебя самому раздеть?!
— В чём признаюсь? — вопрос срывается с моих поджатых губ. Макс снова бросает этот ледяной взгляд на живот, и я знаю, к чему он ведет. Только вот произносить это вслух… нет, я не могу и не буду!
Бывший делает шаг вперед, и мне инстинктивно хочется отступить назад, но дальше только стена.
— Признай, что ребенок от меня, — убеждает пристально глядя в глаза, низким, но достаточно резким голосом, чтобы мои нервы натянулись до предела. — Ты всё понимаешь, но упорно делаешь, что я в этой истории не при делах!
— Потому-что он не от тебя! — выдыхаю, всё еще надеясь, что его твердость смягчится, что Макс поймёт свою ошибку и отступит. — Как ещё тебе надо сказать, чтобы ты поверил?
Бывший качает головой, будто знает что-то, чего не знаю я. От его взгляда, дрожь проникает глубоко внутрь, мешая дышать…
— Хватит врать и прятаться, Аня, — жестко чеканит Максим. — Я знаю, ты боишься. Но прятаться от правды не выход. Я все равно узнаю…
Внутри всё будто сжимается в холодный комок. Уверенность Максима — ледяная, как его взгляд, пугает меня больше, чем когда-либо. Он двигается ближе, и я едва удерживаюсь, чтобы не отступить, не выдать этот страх, который он, кажется, чувствует…
— Ты боишься признать, — продолжает он. — Бежишь, потому что думаешь, что я могу навредить. Думаешь, справишься одна? Ребёнку нужны оба родителя!
Его слова звучат обвинением. Я не должна была показывать этот страх, не должна была позволять ему увидеть, как беспомощно я чувствую себя рядом с ним!
— Оставь меня, Максим! Уйди из моей жизни! Ты стал просто невыносим!
Но он только продолжает смотреть на меня, приближаясь так близко, что я чувствую его дыхание на коже.
— Я не отниму малыша, Ань. Я хочу помочь, — Макс видит, как я дрожу, как сильно мне хочется отвернуться, закрыться, исчезнуть под его настойчивым взглядом. На меня накатывает усталость, которую уже не скрыть. Медленно опускаю плечи, выдыхая. Если он так хочет увидеть меня уязвимой — пожалуйста. Всё равно я сейчас еле держусь на ногах, сопротивляться бесполезно.
Дрожащими руками стягиваю грязную одежду через голову. Молча отбрасываю мокрую ткань в сторону, чувствуя, как Максим продолжает смотреть, и это почти выворачивает меня наизнанку… Слышу, как глухо падает юбка на пол. Вокруг становится слишком тихо.
Стою перед ним, без защиты, без возможности отстраниться…
Максим вплотную подходит ко мне, утыкаясь носом в макушку, и беря моё лицо в свои ладони.
— Знаешь, я… — он замолкает. В глазах появляется сожаление и вина. И мне даже не нужно знать, о чём он думает — всё
