Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 86
— Неугомонный человек, — заметила Ив.
После того как дом еще раз сменил владельца, власти Нью-Йорка сочли нужным положить конец его бурной истории, превратив исторический особняк в музей. Какому-то чиновнику хватило здравого смысла сохранить обстановку в неприкосновенности, и посетители могли оценить вкус и старания Элайзы Джумел: антикварные изделия из стекла, мебель — подлинный французский ампир, высокие напольные часы, небольшая, роскошно украшенная кровать.
— «Возможно, принадлежала Наполеону», — прочла вслух Ив.
— Да полно!
— Так написано. Музейные надписи никогда не лгут, Джона Стэм. Надежны, как Священное Писание. Джумели одно время жили во Франции, общались с императорской семьей.
— И он подарил им свою кровать?
— Etrange, mais vrai,[13]Джона Стэм. И знаешь, что из этого следует? Это, вероятно, самая древняя кровать на Манхэттене. Она такое повидала, что нам с тобой и не пригрезится.
Джона развернулся на пятках, паркет заскрипел:
— Как думаешь, сколько этот дом стоит?
— Уйму.
Он потрогал лепное украшение возле двери. Они осматривали второй этаж. В доме больше никого, и Джоне представилось на миг, каково это — иметь столько денег, полностью располагать своим временем. Чем бы он занялся? Наверное, все равно стал бы врачом. Или великим изобретателем, как Бенджамин Франклин. Он с завистью представлял себе эпоху, когда благодаря удачному опыту или озарению один человек мог далеко продвинуть все науки, — не то что ныне, в эпоху специализации, когда изобретательность требуется главным образом для написания заявок на гранты.
Он обернулся к Ив, собираясь поделиться с ней этими соображениями, но тут же позабыл обо всем:
— Что ты делаешь?
Она задрала юбку до талии:
— Войдем и мы в историю.
— Слезь с кровати!
В окне за ее спиной — пейзаж, отчасти размытый трещиноватым стеклом: рябит лужайка, рябят кованые ворота, мерцает дорожка, скрепленная, словно скобами, вылезшими на поверхность корнями. Парня из департамента парков нигде не видать — может, зашел за угол дома, а может, как раз впускает новых посетителей или поднимается на второй этаж проверить, что они тут затеяли.
— Вставай. Вставай!
Джона перешагнул бархатную ленточку, а Ив тут же обхватила руками его затылок, вынудила ткнуться лицом в ее шерстяной свитер. Барахтаясь, он сбросил на пол трехсотлетние расшитые подушки. Черт, ну и сильна же она! И она смеялась, смеялась истерически, как припадочная, шептала ему на ухо, уговаривая не быть размазней. Он все поглядывал через плечо, не приближается ли здоровяк из департамента парков с граблями и наручниками, — у него нет при себе наручников? — значит, он сядет на них сверху и будет сидеть, пока не прибудет полиция и не арестует их за осквернение памятника истории. Он оглядывался, а Ив поворачивала его лицо к себе и целовала так, словно хотела желудок высосать через рот. Ее руки проникли к нему в штаны, язык — между его зубов, очаровательная, испорченная, смеющаяся, и он тоже сунул руки ей между ног и потерял голову. Кровать жутко скрипела, как бы не рассыпалась кучей шифона, вельветина, кружев, дубовых щепок и пуха. Джона торопился, торопился изо всех сил, подгоняемый и страхом, и пальцем Ив, подбиравшимся к его «гиене», и перед самым концом она сжала его пальцы на своем затянутом резинкой хвосте и показала, как ее следует рвануть за волосы, и, когда он рванул, она издала невероятный звук — словно песня кита. И он рухнул на нее, оба они задыхались, плавая в собственном поту, Ив смеялась, лицо ее было розовым, как школьный ластик. Прямо Джоне в ухо она шепнула: Vive le roi[14], Джона Стэм!
10
С понедельника начиналась новая практика, в так называемой «Синей команде», а по-местному, жестоко и точно, «у жирдяев». Бариатрическая клиника[15]служила главным источником доходов для всей больницы, и здешние врачи славились умением выставлять пациентов ВЗД. На взгляд Джоны, им бы не повредила капелька НЗ (нежной заботы) в послеоперационный период, и, может, удалось бы избежать осложнений — вроде того, что ему довелось наблюдать в ночь, когда взорвалась дама с резекцией желудка.
Но у него и без того забот хватало.
Видимо, Джона не сумел скрыть изумления при виде своего нового начальства: Девион Бендеркинг ИНТ-2 — тот самый, с заячьей губой — разорался:
— Что вытаращился, ротожопый? Не рад меня видеть?
Следующие пять дней Джона вертелся как уж на сковородке. Вне операционной у Бендеркинга на шее болтался галстук с узором, выведенным желчью, — скрученный, будто его однажды затянули узлом и так и снимали, растягивая петлю, и вешали на ночь на столбик кровати. Удавка эта наглядно напоминала студентам, что без оценки за практику точно так же повиснут и они. Матерно бранивший всех подчиненных, Джону он с особым смаком именовал задротом, хренососом — «идиот» на этом фоне сходило за поощрение — и громогласно утверждал, что в тестировании на интеллект Джона уступит его любимой кошке. (Высказаться в ответ о странных привязанностях холостяка к домашней твари Джона побоялся.) Бендеркинг отправлял Джону в библиотеку за несуществующими в природе статьями, посылал за сэндвичами «маккаффин» и выбрасывал их, едва надкусив, требовал, чтобы Джона сменил хирургические штаны и халат — цвет не подошел.
Джона честно пытался отыскать в этих издевательствах педагогический смысл — или другой смысл, хоть какой-нибудь резон. Может быть, Бендеркинга девушка бросила? Брата зарезал человек, похожий внешне на Джону? Однако эти непрерывные приставания самой своей непрерывностью свидетельствовали: Бендеркинг — садист. Крупная такая надпись белыми буквами, как на входе в ад.
— Ты всех пациентов угробишь, задрот, соображаешь? Руки из жопы. Где ты учился?
— В Мичигане.
— У меня там дядя учился.
— Здорово.
— Здорово? Ничего не здорово. То-то радость — иметь родственника, учившегося в одном университете с тобой, бесполезное дерьмо навозного жука.
Мало того, операции тут сплошь делали лапароскопическим методом, а на лапаре задача студента — направлять камеру. Правильно выполнить эту работу немыслимо: хирурги, видимо, считали, что мозг Джоны напрямую подключается к их рукам. Если все сойдет гладко, похвалы не дождешься, отстанешь на полдвижения, опередишь всего-то на…
— Назад, — говорит Бендеркинг, — НАЗАД!
— Виноват.
К тому же изображение на экране перевернуто.
Право — это лево, лево — право, низ — верх, а верх — низ. Или… он путался: низ это низ, верх это верх, а вот право это лево и лево — право, или…
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 86
