— Можно поиграть с тобой? — она с жадностью смотрит на мой ноутбук.
— Нет.
Её красивые губки обиженно изогнулись. — Почему?
— Потому что. — Во что мы вообще будем играть? В деление столбиком?
— Алекс разрешает мне играть.
— Алекс? Тот блондин? — я не видела его с того инцидента с Максом. Предполагаю, это записали как «произошло под его присмотром», и его убрали из ротации тюремщиков.
— Да. Мы угоняем машины и общаемся с красивыми девушками. Но Алекс говорит, что Джуно не должна знать.
— Ты играешь в «Grand Theft Auto» с Алексом?
Она пожимает плечами.
— Это разве подходит для… трёхлетней?
— Мне семь, — гордо заявила она, при этом подняв шесть пальцев.
Я решила закрыть на это глаза. — Не буду лгать, я очень горжусь, что попала в диапазон твоего возраста.
Ещё одно пожимание плечами — похоже, это её стандартный ответ. Честно говоря, это очень похоже на меня. Она устраивается на кровати рядом со мной, и я на мгновение испугалась, что она может описаться. У неё есть подгузник? Она приучена к туалету? Может, мне её ещё и отрыгнуть?
— Я хочу поиграть, — повторяет она. Я не мягкотелая. Прожив первые восемнадцать лет своей жизни, подчиняясь длинному списку весьма неопределённых ожиданий других, я отточила напористость. У меня нет проблем с тем, чтобы сказать твёрдое, окончательное «нет» и больше никогда не возвращаться к просьбе. Поэтому, должно быть, у меня действительно серьёзное поражение мозга, когда вздыхаю, открываю свой редактор и быстро пишу на JavaScript игру, похожую на «Змейку».
— Она образо… Образова…? — спрашивает она, после того как я объяснила, как в неё играть.
— Образовательная.
— Джуно говорит, что важно, чтобы игры были образова…
— Не знаю, образовательная ли она, но по крайней мере, в ней не совершается никаких серьёзных преступлений.
В том, как она мягко и доверчиво прижимается ко мне, есть что-то обезоруживающее, словно наши народы последние пару столетий не охотились друг на друга ради развлечения. Её язычок высовывается между зубов, когда она пытается схватить яблоки, и когда тёмная прядь волос падает ей на правый глаз, я ловлю себя на том, что мои пальцы зависли прямо там, с желанием заправить её за ухо.
— Блин, — бормочу я, отдёргивая руку.
— Что?
— Ничего, — в ужасе зажимаю руки между спиной и стеной. Кажется, будто уже глубокая ночь, когда Ана зевает и решает, что пора возвращаться в свою комнату. — Меня и так заждалась моя кошка.
Секундочку. — Твоя кошка?
Она кивает.
— А твоя кошка случайно не серая, длинношерстная, с приплюснутой мордой?
— Да. Её зовут Искорка.
О, чёрт. — Во-первых, это он.
Она хлопает глазами. — Тогда его зовут Искорка.
— Нет, его зовут чёртов кот Серены.
Выражение лица Аны становится жалостливым.
— И вообще-то он мой кот. — Серены. Неважно.
— Не думаю.
— Ты же понимаешь, что он появился, когда я приехала.
— Но он спит со мной.
Ага. Вот куда он всё время пропадает.
— Только потому, что он меня ненавидит.
— Тогда, может, он и не твой кот, — говорит она с деликатной мрачностью терапевта, сообщающего, что у меня нет диагностируемого расстройства, я просто стерва.
— А знаешь что? Мне всё равно. Разбирайтесь с Сереной сами.
— Кто такая Серена?
— Моя подруга.
— Лучшая подруга?
— У меня только одна, так что… да?
— А у меня лучшая подруга — Миша. У неё рыжие волосы, и она дочь лучшего друга моего брата, Кэла. И Джуно её тётя. А ещё у неё есть младший брат, его зовут Джексон, и младшая сестра, а её зовут…
— Это не «Братья Карамазовы», — перебиваю я, — мне не нужно генеалогическое древо.
— …Джолин, — продолжает она, невозмутимая. — Где Серена?
— Она… Я пытаюсь её найти.
— Может, мой брат сможет тебе помочь? Он очень хорошо умеет помогать людям.
Я сглатываю. Ну не могу я с детьми. — Может быть.
Она несколько секунд изучает меня. — Ты как Лоу?
— Не уверена, что ты имеешь в виду, но нет.
— Он тоже не спит.
— Я сплю. Просто днём.
— А-а. Лоу не спит. Вообще.
— Никогда? Это особенность оборотней? Альф?
Она качает головой. — У него пневмония.
Серьёзно? Когда он её подцепил? Мне он показался здоровым. Может, для оборотней пневмония — это не такая уж и…
— Подожди! — кричу я, увидев Ану, направляющуюся к окну. — Может, ты выйдешь через дверь?
Она даже не останавливается, чтобы сказать «нет».
— Так было бы веселее. По пути ты могла бы заглянуть в комнату Лоу, — предлагаю я. Потому что если этот ребёнок умрёт, это будет на моей совести. — Передашь привет. Поболтаете.
— Он не здесь. Он ушёл разбираться с леденцами.
Я иду за ней. — С леденцами.
— Да.
— Не может быть, чтобы он разбирался с… Ты имеешь в виду Лоялистов?
— Да. Леденцов, — она уже лезет наверх, и даже «обезьяна-паук» не передаёт всей её ловкости. Но всё же.
— Не делай этого! Возвращайся! Я… запрещаю тебе продолжать.
Она продолжает карабкаться. — Ты вампир. Не думаю, что ты можешь указывать мне, что делать, — она звучит скорее деловито, чем по-детски капризно, и всё, что я могу придумать в ответ:
— Блин.
Я с ужасом слежу за её продвижением, гадая, не в этом ли заключается материнство: тревожно представлять себе своего ребёнка с расколотым черепом. Но Ана точно знала, что делает, и когда она вскарабкалась на крышу и скрылась из виду, я осталась наедине с двумя мыслями:
— меня до одури волновала судьба этого крошечной оборотня-вредины.
— Лоу, мой муж, мой сосед по комнате, куда-то ушёл на ночь.
Я пробираюсь в ванную, беру одну из своих шпилек и делаю то, что должна.
Глава 7