выберу дорогу в – Ад! Но прежде чем я уйду, мне нужно заплатить долг”.
До него донесся крадущийся стук копыт по флагам.
“С охранной грамотой и золотом даже Рим не сможет удержать пиктского грабителя”, - пробормотал король. “Теперь я буду спать, пока не сядет луна”.
С рычанием на мраморный фриз и рифленые колонны, как символы Рима, он бросился на кушетку, с которой уже давно нетерпеливо сорвал подушки и шелковую материю, как слишком мягкие для его крепкого тела. Ненависть и черная страсть мести кипели в нем, но он мгновенно уснул. Первый урок, который он усвоил в своей горькой и трудной жизни, состоял в том, чтобы при любой возможности урывать сон, подобно волку, который урывает сон на охотничьей тропе. Обычно его сон был таким же легким и без сновидений, как у пантеры, но сегодня все было иначе.
Он погрузился в ворсистые серые бездны сна и в безвременном, туманном царстве теней встретил высокую, худощавую, белобородую фигуру старого Гонара, жреца Луны, верховного советника короля. И Бран застыл в ужасе, ибо лицо Гонара было белым, как свежевыпавший снег, и он трясся, как в лихорадке. Что ж, Бран мог быть потрясен, ибо за все годы своей жизни он никогда прежде не видел, чтобы Гонар Мудрый проявлял какие-либо признаки страха.
“Что теперь, старик?” - спросил король. “В Баал-доре все идет хорошо?”
“Все хорошо в Баал-доре, где спит мое тело”, - ответил старый Гонар. “Через пустоту я пришел сразиться с тобой за твою душу. Король, ты сошел с ума, эта мысль пришла тебе в голову?”
“Гонар”, - мрачно ответил Бран, - “в этот день я стоял неподвижно и наблюдал, как мой человек умирает на римском кресте. Каково его имя или его ранг, я не знаю. Мне все равно. Он мог бы быть моим верным неизвестным воином, он мог бы быть вне закона. Я знаю только, что он был моим; первыми запахами, которые он ощутил, были ароматы вереска; первым светом, который он увидел, был восход солнца на пиктских холмах. Он принадлежал мне, а не Риму. Если бы наказание было справедливым, то никто, кроме меня, не должен был бы нанести его. Если бы его судили, никто, кроме меня, не должен был быть его судьей. В наших жилах текла одна и та же кровь; один и тот же огонь сводил с ума наши мозги; в младенчестве мы слушали одни и те же старые сказки, а в юности пели одни и те же старые песни. Он был привязан к струнам моего сердца, как привязан каждый мужчина, каждая женщина и каждый ребенок Пиктланда. Я должен был защитить его; теперь я должен отомстить за него ”.
“Но, во имя богов, Бран, ” возразил волшебник, - отомсти другим способом!“ Возвращайся в вересковую пустошь – собери своих воинов – присоединяйся к Кормаку и его гэлам и разольй море крови и пламени по всей длине великой стены!”
“Все, что я сделаю”, - мрачно ответил Бран. “Но теперь – сейчас – я отомщу так, как не снилось ни одному римлянину!" Ха, что они знают о тайнах этого древнего острова, на котором существовала странная жизнь задолго до того, как Рим поднялся из болот Тибра?”
“Бран, есть оружие, слишком отвратительное, чтобы его использовать, даже против Рима!”
Бран залаял коротко и резко, как шакал.
“Ha! Нет оружия, которое я бы не использовал против Рима! Я прижат спиной к стене. Клянусь кровью демонов, Рим честно сражался со мной? Бах! Я король-варвар в мантии из волчьей шкуры и железной короне, сражающийся с горстью своих луков и сломанных пик против королевы мира. Что у меня есть? Вересковые холмы, плетеные хижины, копья моих головастых соплеменников! И я сражаюсь с Римом – с его бронированными легионами, его широкими плодородными равнинами и полноводными морями, с его горами, реками и сверкающими городами, с его богатством, его сталью, ее золотом, ее мастерством и ее гневом. Сталью и огнем я буду сражаться с ней – и хитростью и предательством – шипом в ноге, гадюкой на тропе, ядом в чаше, кинжалом во тьме; да, ” его голос мрачно понизился, “ и червями земли!”
“Но это безумие!” - воскликнул Гонар. “Ты погибнешь в попытке, которую планируешь – ты спустишься в Ад и не вернешься! Что тогда будет с твоим народом?”
“Если я не могу служить им, мне лучше умереть”, - прорычал король.
“Но ты даже не можешь добраться до существ, которых ищешь”, - воскликнул Гонар. “Неисчислимые столетия они жили порознь. Нет двери, через которую ты мог бы прийти к ним. Давным-давно они разорвали узы, которые связывали их с миром, который мы знаем.”
“Давным-давно”, - мрачно ответил Бран, - “ты сказал мне, что ничто во вселенной не отделено от потока Жизни – высказывание, истинность которого я часто видел очевидной. Ни одна раса, ни одна форма жизни, но каким-то образом тесно связана с остальной Жизнью и миром. Где-то есть тонкая ниточка, соединяющая тех, кого я ищу, с миром, который я знаю. Где-то есть Дверь. И где-то среди унылых болот запада я найду ее ”.
Абсолютный ужас наполнил глаза Гонара, и он отступил с криком: “Горе! Горе! Горе! за пиктов! Горе нерожденному королевству! Горе, черное горе сынам человеческим! Горе, горе, горе, горе!”
Бран проснулся в затемненной комнате и звездном свете на оконных решетках. Луна скрылась из виду, хотя ее сияние все еще было слабым над крышами домов. Воспоминание о сне потрясло его, и он тихо выругался.
Поднявшись, он сбросил плащ и мантию, надел легкую рубашку из черной сетчатой кольчуги и опоясался мечом и кинжалом. Снова подойдя к окованному железом сундуку, он достал несколько компактных мешочков и высыпал звенящее содержимое в кожаный мешочек на поясе. Затем, завернувшись в свой широкий плащ, он тихо вышел из дома. Там не было слуг, которые могли бы шпионить за ним – он нетерпеливо отказался от предложения рабов, которых римская политика поставляла своим варварским эмиссарам. Скрюченный Гром позаботился обо всех простых потребностях Брана.
Конюшни выходили фасадом во внутренний двор. Мгновение поисков в темноте, и он положил руку на морду огромного жеребца, проверяя ржание узнавания. Работая без света, он быстро взнуздал и оседлал огромное животное и направился через двор в тенистый переулок,
