венок из тонких веток и надела его на голову. Повернувшись к медведю, она улыбнулась и спросила:
– Как думаешь, Оро, матушка Марфа скоро разрешит мне попробовать вылечить человека? Из тех, что приходят к ней?
Медведь зарычал глухо, оскалился в ответ, но девушка совсем не испугалась, она погладила жёсткую шерсть зверя и сказала:
– Не ворчи, отец, ничего страшного со мной не случится. Я чувствую, что уже готова помогать людям. Даже руки зудят от нетерпения! Надеюсь, и матушка это поймёт и вскоре даст мне шанс испробовать свои силы.
Вскоре девушка и медведь вышли из леса и подошли к маленькой избушке. Она была такой старой и покосившейся, что, казалось, вот-вот рухнет. Но девушка улыбнулась, увидев избушку. Она всегда улыбалась, едва завидев её. Здесь она выросла, это был её дом, она любила это место всей душой.
Медведь привычно улёгся на лежанку у избушки, а девушка взяла несколько поленьев, аккуратно сложила их в кострище и развела огонь. Повесив к огню котелок, она присела неподалёку и задумалась.
– Веста! – внезапно раздавшийся голос заставил девушку вздрогнуть.
Голос был старческим: хриплым и скрипучим. Обернувшись, девушка увидела старушку, выходящую из леса с другой стороны, и расплылась в улыбке:
– Матушка Марфа, а я как раз собралась заварить чай. Посидите со мной?
Старушка подошла к костру и подставила к огню руки с длинными крючковатыми пальцами, будто, несмотря на летний вечер, сильно замёрзла. Потом она растёрла ладони и присела рядом с девушкой.
– Где гуляла сегодня, милая? – спросила Марфа, заботливо поправляя растрёпанные косы девушки.
– Ходили с отцом до большого малинника.
– Много ли малины набрали? – старушка оглянулась, но лукошка с малиной нигде не было.
– Нисколько не набрала, матушка, – ответила Веста и покраснела смущённо, – вместо малины я помогала птенцу, он выпал из гнезда и… погиб.
Старушка строго посмотрела на Весту. На её лице, покрытом паутинкой мелких и крупных морщин, промелькнула тень беспокойства.
– И что же? Помогла? – спросила она.
Веста снова широко улыбнулась, на щеках её появились милые ямочки.
– Помогла! Сердечко его снова забилось, – Веста восторженно взмахнула руками. – Знаешь, матушка, этот малыш даже не понял, что какое-то время был мёртв. Как только сердечко его снова забилось, он вскочил и продолжил весело чирикать!
– Ох, Веста… – вздохнула Марфа. – Ты никогда меня не слушаешь. Я же говорила тебе, чтобы ты пока не пользовалась своими силами, поберегла их!
– Сил у меня много, матушка. На всё хватит.
Марфа покачала головой, посмотрела на свои трясущиеся кисти, а потом перевела взгляд на девушку.
– Я долго откладывала этот момент, но дальше тянуть некуда. С каждым днём мне всё хуже, одной ногой я уже стою в могиле… – из старческой груди послышались хрипы.
Веста вскочила, побежала в избушку, взяла из кухни кружку, положила в неё несколько листьев мать-и-мачехи, чабреца и багульника и залила травы кипятком. Вернувшись, она вновь присела рядом с матушкой.
– Веста, дитя моё. Ты и сама видишь, что ноги мои уже плохо ходят, а руки совсем не слушаются, – тяжело вздохнув проговорила старушка, – пора и вправду в твои молодые руки лес передавать, а также людей, что ко мне идут за помощью.
Щёки у девушки зарделись. Она протянула старушке чашку с травяным настоем, поцеловала её в щёку и ответила с воодушевлением:
– Я не подведу вас, матушка Марфа, я готова, я справлюсь.
Девушка поднялась, проходя мимо медведя, она наклонилась и поцеловала его в чёрный нос. Огромный зверь закряхтел и перевернулся на другой бок, а девушка, обернувшись у двери, сказала:
– Сейчас я приготовлю ужин, матушка, и накормлю вас! Обождите немного.
Марфа посмотрела ей вслед долгим, задумчивым взглядом.
– Скоро ты останешься здесь одна, дитя моё… И я знаю, ты справишься, Веста. Я в тебе не сомневаюсь, – Марфа вздохнула и посмотрела на туман, ползущий по земле от деревьев к избушке. – Это только поначалу я сомневалась… Что было, то было. Зато теперь ни капли.
Взгляд Марфы рассеялся, затуманился от воспоминаний, которые перенесли её на восемнадцать лет назад…
* * *
…Марфа с беспокойством смотрела на лес, простирающийся от Великаньей горы вдаль, пока хватает взгляда. Она приходила сюда каждый раз, когда сердце её начинало тревожно биться. Сегодня Марфа вновь проснулась с этим чувством – она чуяла в лесу чужаков.
Марфа нахмурилась, между её тёмными бровями пролегла глубокая складка, а под глазами стали заметнее морщинки, похожие на лучики солнца, расходящиеся в разные стороны. Марфа была немолода, она уже много лет прожила в этом лесу и всегда безошибочно чуяла людей, пришедших сюда с недобрыми намерениями. Ещё раз окинув взглядом свои владения, Марфа стала спускаться по узкой тропе с Великаньей горы.
Вернувшись к избушке, Марфа остановилась, огляделась по сторонам и понюхала носом воздух. Чужой, недобрый запах был совсем рядом. Марфа взволнованно закричала:
– Выходи! Кем бы ты ни был, это мой лес, и я не боюсь тебя!
Марфа сжала кулаки и напряглась всем телом, готовая к схватке с неведомым злом. Внезапно из лесной чащи раздался глухой рык и звук ломаемых веток. К Марфе приближалось что-то тёмное. Ей стало страшно, но она по-прежнему стояла на своём месте около избушки, готовая защищать себя и лес до последнего.
Рычание снова повторилось, Марфа вздрогнула – в следующую секунду ветви деревьев согнулись под натиском чего-то огромного, и к избушке вышел огромный бурый медведь.
Медведь. Это был всего лишь медведь! Их полно в лесу, для лесной ведьмы они не опасны, так как чуют в ней защитницу. Почему же сердце её так неистово бьётся, будто медведь принёс ей зло? Неужели чутье подвело её?
Медведь подошёл к Марфе так близко, что она могла дотронуться до его морды. И только тогда она увидела, что из его мощной пасти что-то торчит. Ручка ребёнка? Марфу словно окатило ледяной водой. Откуда здесь мог появиться ребёнок?
Медведь опустил огромную морду и аккуратно положил ребёнка на землю. Младенец был совсем крошечный, кожа его была синюшного оттенка, глаза закрыты. Ребёнок неподвижно, точно мёртвый, лежал на земле, но когда Марфа склонилась и осторожно коснулась пальцем маленькой головки, его ручки вздрогнули, затрепетали в воздухе, точно крылышки. Нетерпеливый, громкий крик вдруг разнёсся по округе, пугая птиц, спящих в кронах деревьев. Это была девочка, и она была голодна.
Марфа стояла над ней, дрожа всем телом. Она понимала, что это всего лишь младенец – беспомощный, крошечный, едва живой. Она понимала, что он не может нести зло, потому что любой ребёнок рождается с чистой душой, но её чутье подсказывало обратное. Оно подсказывало, что это вовсе не обычный ребёнок.
Марфа смотрела на девочку, и ясно видела зло, заточенное в маленьком тельце. Ребёнок кричал, отгоняя от себя смерть, которая подступала к нему всё ближе и ближе. А Марфа думала о том, что самое верное решение – дать этой новорождённой девочке умереть, отдать её назад медведю; пусть несёт туда, откуда принёс. Вот только как же её обречь на верную гибель? Как решиться на такое? Не камень же у неё вместо сердца!
Марфа укоризненно посмотрела на зверя.
– Зачем ты принёс мне это дитя? Отнеси его назад, откуда взял. А ещё лучше – в деревню.
Медведь зарычал на Марфу, оскалился, а потом подошёл ещё ближе и ткнулся мордой в её ладонь.
– Нет, не проси, я не стану помогать ей. Я не оставлю её здесь даже на ночь. От неё исходит нечто недоброе, разве ты не чуешь?
Марфа отошла от кричащей девочки в сторону, сцепила руки в замок и принялась ходить туда-сюда. Чутье не могло подвести её, девочка была исчадием зла, её нельзя было оставлять в лесу. Но этот медведь! Он прицепился к ней: хватал её за одежду, за руки, не давал ей зайти в избушку, будто это было его собственное дитя.
Да и сердце женщины, несмотря на то что она никогда не была матерью, обливалось кровью от душераздирающего детского плача. В конце концов Марфа не выдержала и сделала то, что навсегда изменило её жизнь: она сняла с себя тёплую шаль, подняла девочку с земли и закутала её, крепко прижав к груди. Потом она вошла в избушку, плеснула в блюдце парного козьего молока и, обмакивая в него палец, кормила девочку молоком до тех пор, пока та не уснула у неё на руках, вдоволь наевшись.
Марфа несколько минут смотрела в маленькое, сморщенное личико, а потом почувствовала, как нежность
