— Я посоветовался с Филдстоунами, и мы решили взять тебя, но в другом качестве.
— А раньше сестра твоей жены делала подобные заявления?
— Неоднократно. — Берт взъерошил волосы пальцами. — И чем дальше, тем хуже. Дело дошло до того, что я впадаю в панику всякий раз, если опаздываю забрать Эрика или он на несколько минут задерживается. Даже ночью я иногда захожу в его комнату, чтобы убедиться, что малыш на месте.
Конни посмотрела ему в лицо. Она не могла сердиться на человека, который так переживает.
— Значит, родственники твоей жены очень хотят заботиться об Эрике?
Берт кивнул.
— Эвелин и Мэри — погодки, и всю жизнь они были соперницами. Мэри вышла замуж, и Эвелин тут же выскочила за первого попавшегося, — объяснил он. — Когда Мэри родила, как выразился Мадригал, «наследника», Эвелин решила тоже завести ребенка. Но тщетно. Она не может выносить его до срока родов. Где она только ни лечилась — врачи говорят, что никаких препятствий нет, она и ее муж Айзек абсолютно здоровы. Мадригал и Эвелин после гибели Мэри словно сошли с ума — стали требовать, чтобы я отдал наследника им. Но для меня Эрик — не наследник миллионного состояния, а мой сын. Они же не хотят слушать. — Гилберт снова взъерошил свои волосы. — Да что там слушать! Эвелин прямо заявила, что отдать Эрика — мой долг. Она сказала, что может предложить ребенку лучшие условия, в то время как я, отец-одиночка, кочую с места на место.
— Но ты не захотел его отдать?
— Нет. В конце концов, он носит мое имя. Так или иначе, но мы с сыном многое пережили вместе.
— Ты говоришь о гибели твоей жены?
— И это тоже. — Голос Берта оборвался. — Да, смерть Мэри — большая травма… Когда я сказал Мадригалу, что хочу сам растить сына, он обвинил меня в эгоизме и заявил, что семья будет действовать через суд.
— Это уж слишком.
— У них все «слишком». Ты же знаешь, что Мадригалы богаты и могут нанять слишком хороших и хитрых адвокатов. Я думаю, мои позиции в таком деле были бы довольно сильны, но есть некоторые факты из моей прошлой жизни, которые они могут повернуть в свою пользу. Эвелин наняла ищеек, которые следовали за мной по пятам. Но я уехал прежде, чем судебному делу был дан ход. И все же они продолжают твердить, что найдут на меня управу в суде, — задумчиво продолжил Берт.
— Но все права на твоей стороне, — вставила Конни.
Он кивнул.
— Права правами, но Эвелин грозится предать дело гласности и оповестить весь свет о моем «глупом упрямстве», как она это называет. Она считает, что пресса ухватится за это дело, так как ее отец — видная фигура, и мы пашем с ним на одном поле. — Он еще больше помрачнел. — Я терпеть не могу эти колонки сплетен, но еще меньше я хочу, чтобы газеты трепали имя Эрика.
— А Эрик знает, кто его дедушка по материнской линии?
— Нет, я старался ограничить их встречи, — сухо сказал Берт. — Я думал, что, если мы временно уедем, Эвелин перестанет требовать мальчика. Но эта женщина не хочет так просто сдаться. Я только недавно случайно узнал, что она приставила ко мне частных детективов…
— Вот как!
— …которые сообщают ей, где я был, когда и с кем, чтобы раскопать какую-нибудь грязную историю. — Его губы дернулись в усмешке. — Они были бы счастливы узнать, что я, к примеру, спиваюсь или принимаю наркотики. Но у них ничего не вышло. — Он через плечо посмотрел на Конни. — Ты — первая женщина, которая у меня была после смерти Мэри.
Конни почувствовала укол в сердце. Его «первая» звучало так, словно она оказалась первой в длинной цепочке.
— Но пока твои родственники не пытались через суд добиться права опекунства?
— Насколько я знаю, пока — нет. Но у американских юристов ловкие руки. И Эвелин постоянно пытается убедить меня, чтобы я передал ей мальчика добровольно. Не найдя за мной никаких грехов, она начала бомбардировать меня звонками, рассказывая, как хорошо было бы Эрику у нее и как нужна малышу мать.
— Никто не заменит ребенку родителей, — с грустью сказала Конни. — Связь сын-отец очень нужна в детстве. Я это знаю по своим братьям.
Берт с уверенностью кивнул.
— Но полгода назад Эвелин и Айзек впервые намекнули мне на возможность похищения. Свояченица заявила, что, возможно, когда я буду в очередной командировке, Айзек подъедет и просто заберет Эрика во Флориду. И, по ее словам, тогда я уже не смогу его вернуть. — Лицо Берта было хмуро. — Странно, что Айзек согласился участвовать во всем этом. Мне казалось, что он был на моей стороне…
— Эрик знает Эвелин или Айзека в лицо?
— Нет. Они виделись, когда мальчугану было всего два года. Но он знает, что у него есть тетя Эвелин, дядя Айзек и дедушка Чарли. Я сам пока не понял, они всерьез угрожают или нет. Мне трудно говорить обо всем этом. — Он снова посмотрел на Конни. — Потому я раньше не объяснял тебе так подробно. Прощаешь?
Конни вздохнула.
— Да.
— Спасибо. — Берт встал. — Пора спать.
Она тоже поднялась.
— Ты не поел. Ужин в холодильнике. Сейчас принесу.
Когда Конни проходила мимо Берта, он крепко схватил ее за руку и притянул к себе.
— Я не хочу ужинать, — мягко сказал он и начал расстегивать маленькие пуговицы на ее сарафане. — Я хочу только тебя.
— Но ты устал, а ужин вкусный, — начала она возражать.
Берт расстегнул две пуговицы, обнажив ее груди. Его ласковые пальцы прошлись по ним и по ложбинке посередине.
— Это ты вкусная, — пробормотал он.
Конни сделала глубокий вдох. Она вела себя слишком покорно, занимаясь любовью каждый раз, когда этого хотел мужчина. Она не должна все время соглашаться и соглашаться.
— Тебе надо поесть, — объявила Конни.
Рука Берта мягко двинулась по ее бедру и оттянула резинку трусиков. Почувствовав на своем бедре ловкие пальцы, Конни закрыла глаза. Его палец проник под ее шелковые трусики и нежно коснулся тела. Она сжала зубы. Нет, она не станет кричать от наслаждения. Не станет отвечать на ласки. Но, когда палец Берта скользнул дальше, Конни вздрогнула, почувствовав разливающееся по телу тепло.
Он мягко посмотрел на нее своими синими глазами.
— Пора в постель?
— Пора, — хрипло согласилась Конни.
На этот раз они занимались любовью иначе. Ушла лихорадочность, уступив место ласке, глубине чувств и спокойной настойчивости. Их поцелуи стали не такими торопливыми. Пальцы Берта скользили по ее телу, и Конни показалось, что в этих прикосновениях он находит утешение. Он словно получал от нее новые силы… А его ласковое и бережное отношение к ее телу каким-то странным образом успокаивало ее душу.
— Конни! — вырвалось у Берта, когда он вошел в нее. — О боже, Конни!
