— А не связывал ли лорд Уортон мою уверенность в том, что убитый был англичанином, с женской истеричностью?
— Лорд Уортон беспокоился о вашей женской психике, поскольку вы оказались в трудном положении, как беспокоился бы любой джентльмен.
— Мистер Селус, позвольте заверить вас, что моя женская психика в полном порядке. Ущемляется мое чувство справедливости.
Он поднимает вверх руки:
— Сдаюсь.
— Я не собираюсь брать вас в плен.
— Возможно. Но я подвергался нападению носорогов, которые вели себя менее агрессивно, чем вы.
Я подавляю в себе гнев и поворачиваюсь спиной к перилам. Мне нужно сменить тему, прежде чем я поставлю себя в глупое положение или — что еще хуже — так насторожу его, что он никогда не скажет ничего лишнего, и я не раскрою его истинную роль в загадочной интриге, происходящей на моих глазах.
Поэтому я говорю:
— Я так быстро уехала из Нью-Йорка, что не успела справиться о местах, которые собираюсь посетить. Это правда, что при строительстве канала были отданы жизни ста тысяч рабочих? Так мне сказал один из членов экипажа.
— Уверен, что власти не пересчитывали тела, но я слышал такие же оценки, и, судя по тому, что писали о рытье канала, у меня нет причин сомневаться в этих данных.
Я вытираю лицо платком.
— Жара просто невыносимая. Так не хватает морского ветерка.
— Вы правы, но его не будет, пока пароход не наберет скорость. Корабли должны идти медленно, не более пяти узлов, чтобы не создавать волну, которая разрушает песчаные берега. — Он замолкает, словно тщательно подбирает слова. — О том инциденте на рынке… Что заставляет вас думать, будто убит именно Джон Кливленд? Вы были знакомы с ним?
— Официально нас не представляли друг другу, но мы несколько раз встречались в коридоре, пока плыли из Бриндизи в Порт-Саид. Я уверена, что видела лицо мистера Кливленда, когда он умирал у меня на руках.
— Но вы никогда не разговаривали с ним на пароходе? И не слышали его голоса?
— Откровенно говоря, нет. Но я берусь утверждать, что погибший говорил с английским акцентом.
Я также заключила, что Кливленд — англичанин, при осмотре его каюты, однако умолчала об этом.
— Да, для такого утверждения есть основания. Но, как вам известно, английские акценты, как и американские, отличаются друг от друга в зависимости оттого, где вырос человек. И в мире много мест, где тамошние жители…
— Да, я прекрасно знаю, что вы, британцы, распространили свой акцент по всему миру. А как насчет того, что у него была белая кожа на ногах?
Это приводит Селуса в замешательство:
— Белая кожа?
Я рассказываю, как «египтянин» упал на дороге.
— И вы уверены, что велосипедист — тот самый человек, которого вы видели на рынке?
— Да.
— По правде говоря, я вынужден усомниться в вашей наблюдательности. Если сейчас сотня последователей Мухаммеда предстала бы перед нами, позволю себе заметить, мы запомнили бы их одежду и капюшоны, но мало что из их личных черт. Почему я должен верить, что ваша наблюдательность лучше, чем у остального человечества?
Ах так!
— Мистер Селус, я не вижу оснований, дающих вам право дискутировать со мной о том инциденте. Вы там не были. А я была.
Он снова поднимает руки вверх.
— Вы правы, вы там были. Но меня волнует, что вам пришлось так много пережить за столь короткое время. Сначала сцены насилия на рынке, а потом то происшествие на…
— Происшествие? Вы имеете в виду покушение на меня?
— Мисс Блай…
— Если вы не возражаете, у меня есть более важные дела. И я не хочу мешать вам выполнять поручения лорда Уортона.
Я удаляюсь, стиснув челюсти и сжав кулаки. Какая немыслимая дерзость! Но я недовольна и собой, потому что не сдержала эмоций. Вспышки гнева не только мешают мне что-то разузнать, но и подтверждают мнение Уортона о моей скромной персоне. Хотя нелегко отстаивать непредвзятую оценку ситуации с позиции профессионального репортера, когда я сама в этой ситуации оказалась жертвой.
18
Едва сдерживая себя, чтобы не закипеть, я иду по палубе к другому месту, как можно дальше от Фредерика Селуса и всех прочих. Но что-то подсказывает мне, что я не отделалась от него. Он не произвел впечатления человека, который отступится от проблемы, скорее наоборот — еще будет действовать, как разозленная пчела. Но в данный момент я устала от словесной дуэли и предпочитаю иметь союзника, а не противника.
Во что я угодила? И вот еще один интересный вопрос: почему в этой катавасии я оказалась в качестве цели? Проще всего отдать сейчас ключ капитану парохода и во всеуслышание заявить, что человек, прошептавший мне свое последнее слово, был египтянином. Но если я теперь подожму хвост и брошусь наутек, то буду поступать так каждый раз, когда столкнусь с угрозой насилия. Шекспир говорил о том, что надо выходить опасности навстречу, и тогда меньше шансов столкнуться с ней вновь. И именно так, подсказывает мне интуиция, я и должна поступить.
Минуту спустя мистер Селус снова рядом со мной у перил.
Я говорю, не удостаивая его взглядом:
— Я не буду обращать на вас внимания в надежде, что вы уйдете. Ко всему прочему у вас появилась дурная привычка облокачиваться на перила, по крайней мере рядом со мной.
— Не говорил ли я вам, что, прежде чем стать охотником, я подумывал о карьере юриста?
— Это не удивляет меня. У вас манера хваткого адвоката.
— Да, я заслуживаю таких слов. Но позвольте мне задать вам вопрос, как если бы я был юристом?
— Зачем? Чтобы дискредитировать мою точку зрения?
— Уверяю вас, это не в моих интересах.
— Тогда в интересах лорда Уортона?
Он задумывается на минуту.
— Будучи американкой, вы полностью не отдаете себе отчет, какое значение имеет присутствие моей страны в Египте. Я же всю сознательную жизнь провел в Африке и понимаю, какая ситуация сложилась в нашей колониальной империи, а также то, что движение махдистов в долине Нила в настоящее время представляет собой наиболее значительную противоборствующую нам силу.
— Если вы хотите сказать, что лорд Уортон имеет в виду интересы своей страны, то я об этом догадалась. Но он не подошел ко мне как джентльмен и не объяснил свою позицию. Вместо этого он относится ко мне как к глупой женщине с больным воображением. И ведет себя так, будто он наделен официальными полномочиями по улаживанию инцидента на рынке, а не простой свидетель, такой же как и я. Кто же он на самом деле?
Мистер Селус наклоняется ближе ко мне и говорит конфиденциальным тоном:
