только сестренка, ее интересы, ее устремления, и больше никого на всем свете. Почему это случилось именно так, мальчик не интересовался.
— Гера, кушать будешь? — поинтересовалась Петунья, войдя во вторую детскую. Дадли отказался расставаться с Геранией, как и та опасалась оставаться без мальчика. А вот Гермиона, напротив, радостно восприняла комнату, в которой были… игрушки, многие из которых кудрявая девочка увидела впервые в жизни.
— Надо покушать, — согласилась Ленка, — хотя хочется капризничать…
— Это нормально, доченька, — улыбнулась ей женщина. — Ты ребенок, тебе может хотеться капризничать, играть, гулять… У тебя, конечно, стальная воля, но не надо, малышка…
— Ласково как… — прошептала девочка, обнимавшая мальчика, — надо попробовать покормиться самой… Или… — она хитро посмотрела на кивнувшего Дадли.
— Братик покормит капризулю, — широко улыбнулся мальчик. — А потом поедем гулять, да?
— Да! — совсем по-детски воскликнула Ленка, ощущая себя какой-то… освобожденной. Та боль, которая оставалась, серьезной по мнению девочки не была. «Все познается в сравнении», — немного грустно хмыкнула семилетняя девочка.
Замок, в который их всех привезли, казался сказочным, хотя внутри был вполне современным. Самое главное — пандусы, вспомогательные устройства в туалете и ванной — все это сильно облегчало жизнь, что Гермионе, что Гере. С кудрявой девочкой все было непросто — нормально реагируя на реабилитацию, Гермиона почему-то вцепилась в коляску, не желая с ней расставаться. Понимая, что тут проблема психологическая, доктор Ленка решила пока оставить все, как есть, потому что психика кудрявой сестренки, конечно, плавала. Тут нужно было разговаривать с врачами, причем понимавшими, в чем дело, потому как всезнайкой Ленка себя не считала.
Дадли привычно кормил сестру, привычно уговаривал, ведь Гера не всегда раньше могла заставить себя поесть, особенно когда было очень больно. И Ленка расплывалась в тепле, в которое ее заворачивал мальчик. Капризничать совсем не хотелось, хотелось, чтобы этот процесс длился и длился. В эти минуты Дадли будто становился старше, закрывая самую любимую на свете девочку от всего и от всех. И она… она чувствовала это.
— Мия! А почему он так? — поинтересовалась Тринадцатая, будучи не против, чтобы и ее так ласково кормили.— Истинная пара… — хмыкнула девушка. — Тебе же Ария сказала, что мир сам подобрал ей пару, ну вот это оно и есть. Был бы мальчик, то все оказалось бы классическим, а так…— То есть его создал сам мир, чтобы девочка выжила? — удивилась девочка в сверкающем платье. — Потому что без него…— Да, малышка, — ласково улыбнулась ей Ария. — Есть правила, над которыми мы не властны, но тут все зависит от них самих.— Ну да, он же считает ее сестрой, — важно кивнула Тринадцатая, отлично знавшая основные правила. — Значит, если она рискнет ему сказать… Если он это примет… У-у-у-у…— Ага! — совсем по-детски кивнула Ария, тихо хихикнув.
После еды можно было погулять в саду замка, а потом уже и заняться собой. Точно знавшая, что при лечении сердца будет больно, Ленка все откладывала этот процесс, но наконец решилась. Нужно было еще объяснить Дадли, почему будут слезы, потому что мальчик очень нервно реагировал на это, хорошо запомнив тезис об опасности эмоций.
— Дадли, я сейчас починю себе сердце, — спокойно произнесла доктор Ленка. — Это будет больно, поэтому не волнуйся, если буду плакать.
— Я не могу не волноваться, — покачал головой мальчик, — поэтому буду просто тебя обнимать.
— Хорошо, — улыбнулась ему девочка. — Я начинаю, да?
— Да, — погладил ее по голове Дадли. Мальчик очень хотел забрать себе хоть частичку боли сестры, и это у него получилось, поэтому с мокрыми глазами сидели оба.
Исправление порока оказалось не просто болезненным, а очень болезненным, спасибо, хоть не до шока. Поэтому, вскрикнув, девочка все-таки закончила, проверив затем, все ли в порядке. Теперь нужно было посидеть спокойно, не нагружая сердце, и можно было переходить к тренировкам. Дадли гладил Ленку, которой от этого жеста было очень тепло. Девочка чувствовала себя счастливой.
О Лили она не думала, приняв обвинения той как вполне ожидаемые. Рыжая просто была очень избалованной, несмотря даже на то, что с ее памятью поработали не самые адекватные, по Ленкиному мнению, маги. У Лили был свой путь, а у Герании свой, и сделать тут ничего было нельзя. Наложив еще раз диагностику, Ленка заметила, что насчет «никогда» она была неправа, просто сейчас на такое лечение сил у нее просто не было. Впрочем, доктор Лена не роптала. У нее была семья и Дадли. Поэтому девочка чувствовала себя счастливой.
***
День рождения Дадли и Геры справляли вместе, мальчик на этом жестко настоял. Память девочки такое понятие как «день рождения» не сохранила, поэтому, когда он у нее, Ленка и не знала. Подумав, что подарить мальчику, девочка решила нарисовать их вдвоем. Руки уже работали, а рисовала доктор Ленка хорошо, поэтому накануне устроилась за столом с карандашами, чтобы сделать свой подарок. Всей душой желая рассказать Дадли, что он для нее значит, Ленка вкладывала все свои эмоции в линии, появлявшиеся на бумаге.
За ее спиной тихо стояла Петунья. Глядя на то, что выходит из-под карандаша в руках Герании, женщина пыталась сдержать слезы. Изображенные на рисунке мальчик и девочка сидели у воды, глядя друг на друга. И было столько любви и нежности в этой картине, что слезы подступали к горлу, кажется, сами. Полностью уйдя в свое занятие, Ленка не замечала никого и ничего вокруг, поэтому и не увидела своей местной… мамы. Петунья стала настоящей мамой, заботливой, ласковой, нежной… Будто и не было всех этих лет…
Утро началось с объятий Дадли и Геры. Свой подарок почему-то волновавшаяся девочка вручила сразу же, и Дадли, глядя на рисунок, просто расплакался от тех чувств и эмоций, что были в него вложены. Но и для своей сестренки мальчик сделал подарок, сразу же прижатый к сердцу девочки. Это было просто необыкновенно.
— С днем рождения, Гера! — улыбнулся Дадли, обнимая свою девочку.
— С днем рождения, Дадли! — ответила ему удивленная Ленка, не представлявшая, что сегодня за день.
— С днем рождения! — слышали они за столом, где обслуга замка спела им свое поздравление, неимоверно растрогав девочку. Гермиона же смотрела на происходящее большими круглыми глазами, ведь ее день рождения не праздновался, но Петунья сказала кудрявой и аккуратно расчесанной девочке, что придет и ее день.
Был
