она смогла поверхностно ознакомиться с описанием страны, а также удостовериться в правильности сделанного у дороги выбора.
Граница между Царством и Страной ветров тянулась от севера до востока, где разделялись равнинный материк и далёкие острова ветров. На северо-западе проходила спорная морская граница с Государством Западного солнца, хотя в последние десятилетия между Западом и Югом установился шаткий мир. Омывали полуостров воды Срединного, Нижнего и Тёплого морей. Бо́льшую часть территории занимали горные хребты, защищающие царство и его столицу – Цзинь Ван. Остальное – плодородные равнины, приносящие урожай круглый год благодаря тёплому умеренному климату. Единственная возможность попасть в Царство, минуя горы, – приплыть кораблём в порт одного из множества городов, основанных на берегах главных рек и морей. Бай Мэн Коу как раз был таким городом, располагавшимся посередине Шэн Хэ. Юго-западнее него стоял Хуан Цзюй, за стенами которого вот уже несколько месяцев жила Сона. Подходы с морей были защищены крепостными сооружениями и малочисленными силами флота. Проход по Шэн Хэ с севера преграждала крепость Бэй Хоу Вэй, знакомая Соне по частым разговорам местных, следящих за новостями о передвижении армии легендарного Тьен Ши.
Как выяснилось, обманутый спорами о горных рудниках Тьен Ши занял оборонительную позицию в Бэй Хоу Вэй, и это стало ошибкой. Ведь Ю Ху, отвлёкши его на севере, сам с основным войском перешёл границу здесь, рядом с Бай Мэн Коу. Распознав ложь, генерал вскоре перебросил армию через ущелье, но ни Бай Мэн Коу, ни Хуан Цзюй так и не отправили солдат, а значит, вся надежда камнем пала на объединённые силы малых городов близ столицы, возглавляемые молодым, но перспективным генералом Син Сиу[106] родом из провинции Ся Нан[107], что у устья реки Шэн Хэ.
Придя на площадь, Сона пожалела о своём участии, так как улица возле храма Духа Му была сплошь усеяна народом, и пробиться к зданию, где через пару часов совершится духослужение, казалось нереальным.
– Всегда так?
– Конечно, Ан Ан, Дух И помогает всякому страждущему. Почитать его начали в далёкие времена, после исцеления десятого правителя династии Фу[108]. «Слёг Фу Ин[109] падучей болезнью, – с придыханием затянула женщина, – и не могли врачеватели и гадатели остановить ту немочь. Отправилась любимая дочь правителя к горе, ища новые целебные травы, и встретила редкого Оленя, что дремал рядом с хищным зверем, и тот его не трогал. Испугались увиденного слуги, пришедшие с ней, и бежали. Нагнал её хищник и принялся терзать, а она молилась. Услышал Олень и сказал: «Не до́лжно человеку видеть меня». Взмолилась юница отпустить её, ведь зла она не желала, а лишь отца хотела спасти. Сжалился Дух, и из земли вырвались доселе невиданные травы. Указал Дух на целебные травы и сказал, что ей и отцу они предназначены, но за то, что жизнь ей оставит, никто из людей знать о нём не может, и для того заберёт он её голос. Согласилась девушка, сорвала траву себе и, проглотив, тут же не смогла говорить, и раны затянулись. Сорвала другую и понесла вниз.
Принял Фу Ин лекарство и вновь окреп, но дочь его не говорила. Бились дворцовые лекари, а речь не вернулась. Тогда велел отец отправить смелых на ту гору, узнать, в чём причина увечья дочери. И был с ними лекарь Няо[110]. Отбился он от всех, собирая редкие лекарства, и вышел к озеру, что меж вершин. Увидел Оленя, с медведем пьющего из озера, пригнулся и стал выжидать, что будет. Напился Олень, повернулся к непрошеному и заговорил: «Как посмел ты!» Устыдился и устрашился лекарь, вышел из укрытия и рассказал, что у него на сердце. Но не верил Дух: «Пришли люди, хоть обещано ею, что смолчит!» «Так и молчит, ни слова сказать не может! Смилуйся, Дух, верой служим тебе!» – заступался лекарь. «Что ж, смилуюсь, но не сможешь спуститься ты с горы, чтоб люди боле не приходили». Принял лекарь волю Духа, сорвал травы, о́тдал солдатам, но сам больше сойти не смог». Так почитают Духа исцеления и на гору заходить не смеют.
– Разве Олень не был жесток?
– Как можно говорить такое о Священных Духах?! – казалось, Аи приняла слова Соны за глубоко обидные.
– Простите, Аи, я не подумала, – Сона решила загасить конфликт, пока он не разгорелся. – До династии Ван была династия Фу?
– Она была вместе и над всеми, ибо была правящей семьёй Пинхэн.
– Почему же Духу приносят вышивку?
– «Разрешилась в родах жена[111] семнадцатого правителя Фу Гао[112], однако вскоре единственный наследник отошёл[113]. И предрёк гадатель правителю, что отныне не будет у него младенцев. Оттого пошёл босой и нагой[114] Фу Гао к горе через светлый город, дабы показать свою ничтожность перед силой Духа. Молился он у подножья месяц, второй, и явился ему царский журавль. В клюве своём держал он кору златолистого древа[115]. Журавль бросил её правителю. Годы прошли в лечении, а всё не могли зачать наследника наложницы, и отчаялся народ и сам правитель, ища нового наследника у брата. И вот, в ночь явился Олень и возгласил благую весть, что наложница Юан[116] понесла! Велел Фу Гао открыть свои хранилища, дабы вознаградить Духа, но тот принял лишь саван[117], пошитый правящему». Потому женщины вышивают и дарят Духу Хуан Пи, заменяющее ему погребальный саван.
– К чему Духу саван?
– Указать на долгие годы правления Фу Гао и его династии, – не переставала улыбаться воодушевлённая Аи.
Как и полагается, в этот день празднующие доставали из сундуков свои лучшие наряды, хранимые для особых случаев. Зачастую подобная бережливость заканчивалась тем, что в наследство потомкам доставались лишь расползающиеся на нити лоскуты – приданое, тлеющее под влиянием времени. Подобное явление объяснялось просто: материалы были дорогими, и свободного времени у нищих не было. Бедняками являлись не только попрошайки на улице, но также крестьяне и мелкие ремесленники. Порой именно бродяжки, просящие милостыню, зарабатывали своим представлением больше, нежели примерные работяги. Конечно, оставалось им мало что, ведь львиный кусок отгрызали следящие за пожертвованиями Служители и послушники, под чьей защитой побирались калеки и обездоленные. Однако об этой стороне бизнеса догадывались немногие, а потому ремесленники, крестьяне и слуги, перебивающиеся от монеты к монете, не жалели подаяний в надежде обрести душевное спокойствие и благословение милостивых Духов, растроганных их добротой.
Ещё одной особенностью сегодняшних красавцев и красавиц было наличие у них обязательного аксессуара, тем или иным образом символизирующего могущество