На дежурстве был Катарелла. Завидев в такой час все семейство и вглядевшись в лицо своего начальника, бедняга не на шутку забеспокоился:
– Доктор, у нас здесь весь мир и покой.
– Теперь понятно, почему их нет в Чечне.
Он достал из ящика стола фотографии, которые забрал в квартире Каримы, выбрал одну из них и протянул ребенку. Тот молча ее взял, поднес к губам и поцеловал изображение матери.
Ливия сдавленно всхлипнула. Нечего было и спрашивать, сходство моряка из программы новостей и человека в форме, снятого рядом с Каримой, бросалось в глаза. Но комиссар все-таки спросил:
– Это ton oncle?[17]
– Oui[18].
– Comment s'appelletil?[19]
Он был горд своим французским, как турист, спросивший дорогу к Эйфелевой башне или Мулен-Руж.
– Ahmed[20], – сказал мальчик.
– Seulement Ahmed?[21]
– О, non. Ahmed Moussa[22].
– Et ta mere? Comment s'appelletelle?[23]
– Karima Moussa[24], – сказал Франсуа, пожимая плечами и улыбаясь очевидности ответа.
Монтальбано сорвал зло на Ливии, совсем не готовой к таким нападкам.
– Какого хрена! Ты с ребенком днюешь и ночуешь, в шашки учишь его играть, замки на песке строишь и даже не спрашиваешь, как его зовут! А этот дурень Мими! Великий следователь! Привозит ведерко, формочки, совочек, сладости, а вместо того чтобы поговорить с ребенком, воркует с тобой!
Ливия промолчала, и Монтальбано тотчас стушевался. Ему вдруг стало стыдно:
– Прости, Ливия, я что-то нервничаю.
– Я вижу.
– Спроси у него, встречался ли он со своим дядей, особенно в последнее время.
Поговорив с Франсуа, Ливия перевела, что в последнее время мальчик его не видел. Вот когда ему было три года, мама возила его в Тунис, и там он видел дядю и еще каких-то мужчин. Он помнит об этом очень смутно и то только потому, что мама рассказывала.
Значит, сообразил Монтальбано, два года назад у них была как бы встреча на высшем уровне; на ней-то, можно сказать, и решилась судьба несчастного Лапекоры.
– Слушай, своди-ка Франсуа в кино, как раз успеете на последний сеанс, и возвращайтесь сюда. Я еще поработаю.
– Алло, Бускаино? Это Монтальбано. Я тут узнал фамилию той туниски, что жила в Вилласете. Помнишь?
– А как же. Карима.
– Ее зовут Карима Муса. Можешь что-нибудь разузнать о ней у вас, в Службе работы с иностранцами?
– Шутить изволите, комиссар?
– Какие шутки! А в чем дело?
– О чем вы спрашиваете, комиссар, с вашим-то опытом?
– Объясни, будь добр.
– Гиблое это дело, комиссар, даже если вы скажете мне имена ее родителей и всех бабушек и дедушек по материнской и отцовской линии, а также место и день рождения.
– Полный мрак?
– Чего вы хотите? Какие бы законы ни сочиняли в Риме, здесь тунисцы, марокканцы, ливанцы, сенегальцы, нигерийцы, руандийцы, албанцы, сербы, хорваты будут приезжать и уезжать, как им вздумается. Это как Колизей, его на замок не закроешь. То, что позавчера нам удалось узнать адрес Каримы, – просто чудо, такое не каждый день случается.
– Но ты все-таки попробуй.
– Монтальбано? До меня дошло, что вы будто бы ловили похитителя школьных завтраков. Он что, маньяк?
– Да нет, господин начальник полиции, просто мальчишка, который с голоду отнимал завтраки у таких же ребятишек, как он сам. Вот и все.
– Как это все? Я отлично знаю, что вас частенько, так сказать, заносит, однако на сей раз, по правде говоря, мне кажется, что…
– Господин начальник полиции, клянусь, это больше не повторится. Его надо было поймать во что бы то ни стало.
– Так вы его схватили?
– Да.
– И что вы с ним сделали?
– Привез домой, с ним сейчас Ливия возится.
– Монтальбано, вы рехнулись! Немедленно верните его родителям!
– У него их нет, возможно, он сирота.
– Что значит «возможно»? Узнайте точно, господи боже мой!
– Я пытаюсь, но Франсуа…
– Господи, а это кто?
– Так зовут мальчика.
– Он не итальянец?
– Нет, тунисец.
– Послушайте, Монтальбано, не будем пока говорить об этом, я вконец запутался. Но завтра вы приедете ко мне в Монтелузу и все расскажете.
– Я не могу, мне нужно отлучиться из Вигаты. Поверьте, это очень важно, я не увиливаю.
– Тогда встретимся во второй половине дня. Только не забудьте. И подготовьте линию обороны, потому что депутат Пеннакио…
– Которого обвиняют в связях с мафией?
– Он самый. Намерен обратиться к министру с запросом. Жаждет вашей крови.
Еще бы, ведь именно Монтальбано проводил расследование по его делу.
– Николо? Это Монтальбано. Можешь оказать мне услугу?
– Зачем ты спрашиваешь? Я слушаю.
– Ты еще долго пробудешь на «Свободном канале»?
– В полночь у меня новости, потом поеду домой.
– Сейчас десять. Если в течение получаса я подъеду и привезу тебе фотографию, поставите ее в последний выпуск?
– Конечно, приезжай.
Так он и знал, что не стоит ввязываться в историю с «Сантопадре». Но теперь ему не отвертеться, его ткнули в это дело носом, как котенка, которого учат не гадить на ковер. Вернись Ливия и Франсуа чуть позже, парнишка не увидел бы по телевизору своего дядю, они бы спокойно поужинали, и все шло бы своим чередом. Будь проклято его безошибочное чутье! На его месте другой бы сказал:
– Мальчишка узнал своего дядю? Надо же, какой любопытный случай!
И отправил бы в рот первый кусок. А ему надо было сразу нестись сломя голову. Охотничий инстинкт – так называл это Хаммет, а он понимал в таких делах.
