утра, он сейчас лежал бы совсем один, маленький, беспомощный. И меня не было бы рядом, потому что его жизнь важнее моей. В этот раз я не имел права подвергать опасности тех, кого люблю, кто мне дорог. Остальных они не почувствуют, пока я жив. Не в этом мире. Здесь у силы Ветра другие законы.
Я повернул голову и посмотрел на жмущиеся к краю уступа заборы домиков частного сектора. Когда-то давно почти отвесная земляная стена здесь не удержалась и оползнем осыпалась вниз, образовав на высоком лбу склона глубокую вертикальную морщину. С годами она заросла травой и превратилась в недлинный овраг, гораздо более пологий чем сам обрыв. И люди, недолго думая, сделали из него местную свалку, ныне стыдливо прикрывавшуюся разросшимся по краю кустарником. Там находили последнее пристанище старые коробки, сломанные ящики, различный мусор. Кто-то даже сбросил сюда прогнившую потемневшую от времени лестницу, которая теперь наискось валялась здесь развёрнутой гармонью.
Я подошёл ближе, машинально разглядывая весь этот хлам, потом наклонился и поднял обломанный деревянный брус с торчащим из него выгнутым ржавым гвоздём. Хотел уже кинуть обратно вытащенный из кучи барахла явно кем-то из мальчишек обломок, но остановился. Мои глаза быстро обежали сей травмоопасный предмет, и я удовлетворённо хмыкнул.
Раздобыть крепкую палку, молоток и десяток гвоздей было очень просто. Правда после этого снова дал о себе знать откат. Но по моим расчётам, времени у меня ещё было предостаточно: успевал и шипованную палицу смастрячить, и голову опять подлечить. Но в ту минуту, когда я, закрыв глаза, снова восполнял запас потраченной силы там же, у оврага, сильнейший порыв ветра в спину едва не скинул меня вниз.
— Старейшина, — снова услышал я совсем рядом шипящий голос, — ты пойдёшь с нами, — и на мгновение оцепенел от неожиданности. Ведь прошло всего лишь чуть меньше часа. Зеркальный полог тут же на автомате закрыл меня от чужих взглядов.
Не оборачиваясь, я покрепче сжал тёплую немного неровную рукоять моего «оружия», а потом меня поглотил ураган ярости, замешенной на страхе загнанного зверя. С диким криком моё тело развернулось в сторону Гончего, и глаза нашли цель, а следом по широкой дуге ему в висок с мерзким чавкающим звуком влетела усаженная гвоздями дубина. Отшатнуться он не успел. Для меня мир словно весь целиком окрасился красным. Я ведь уже очень давно не убивал. Даже там, под родным мне небом, в то время, когда гибли унэокарри, меня надёжно скрывали. Таков был закон. Но будь я проклят, если бы, имея шанс вернуть время назад, согласился бы на это снова. И насрать на все законы!
Я не сразу почувствовал на своём лице и руках тёплые капли, которые быстро остывали на ветру. Бесконечно долгое мгновенье я смотрел на отброшенную ударом сломанную оболочку, которая когда-то очень давно хранила в себе душу одного из моего народа. Сейчас она валялась со страшной раной разбитого черепа, и кровь неудержимо вытекала по разорванным тканям и слипшимся волосам. Я перевёл взгляд на свою палицу, и меня передёрнуло. На одном из гвоздей, как яйцо на вилке, был насажен вырванный человеческий глаз, и рядом с ним жутким кровавым плюмажем на ветру раскачивался клок вырванных вместе с куском черепа волос. Кажется, моё лицо ощерилось хищным оскалом. Я поднял, наконец, взгляд и… окаменел.
Их было двое… Утром… Ведь их было только двое, я же помнил! Хорошо помнил!
Внутри меня всё оборвалось от простой истины: это конец…
Девять Гончих, не спуская с меня глаз, слаженно сделали шаг назад, и почти сразу по траве, с тихим шорохом распуская кольца, зазмеились девять кнутовищ.
Даже не понимая ещё, что делаю, я оттолкнулся от края обрыва и, разворачиваясь на ходу, в длинном прыжке понёсся в сторону поймы. Наверное, это сработало моё подсознание, охваченное паникой, вынося помертвевшую тушку из зоны опасности. Однако, прежде чем окончательно отвернуться, я с ужасом увидел, что все девять изменённых так же не раздумывая, как я, в коротком разбеге прыгнули с кромки уступа и помчались за мной. И ещё я заметил, что никто из гуляющих неподалёку людей даже не повернулся в нашу сторону.
Я нёсся, не разбирая дороги, выпучив глаза от ужаса, подгоняемый самым древним желанием, присущим всем мыслящим существам во вселенной — желанием жить. Мне было всё равно, куда бежать, лишь бы подальше и побыстрее, чтобы обогнать время и спастись. Я даже боялся оглянуться. И, наверное, это меня и спасло. В какой-то момент моя нога внезапно утонула в скрытой молодой травой канавке, зацепилась за её край, и я покатился кубарем, превращаясь в сплошной комок ссадин и ушибов. Однако сразу же вскочил на ноги, готовый мчаться дальше, но задержался, глядя на пролетевших надо мной Гончих и не веря глазам. Мои преследователи, к моему удивлению, сейчас ничем не напоминали тех стремительных животных, чья уверенная ловкость и скорость позволяла выслеживать и ловить самую хитрую добычу. Нет, скорость у них определённо была, но вот уверенность в движениях — отнюдь. Скорее уж своей зажатостью они напоминали детей этого мира, которые впервые встали на ролики или сели на двухколёсный велосипед. По крайней мере манёвренностью и пластичностью в их движениях даже не пахло. Выходило, что быстрым перемещением они пока владели не очень хорошо, а значит у меня появился крошечный шанс спастись.
Не теряя больше времени, я развернулся и со всей доступной мне скоростью рванул обратно в каменных лабиринт города.
Двор, где я когда-то купил себе квартиру, был довольно старым. Не в смысле обшарпанным, а просто дома в нём были построены по старой, «советской» моде. Длинные, однотипные, даже местами одноцветные для полного уравнивания в выборе жилья «пеналы» огораживали огромные общие для всех территории, на которых располагались, детские сады, школы, игровые площадки, даже магазины. Чтобы жителям не приходилось с целью попасть домой обходить по периметру эти гигантские «брусья» в некоторых из них были сделаны «проколы» — широкие коридоры, прошивающие здания насквозь и соединяющие внутренний двор с улицей за домом. Таких проколов было несколько, но только один из них был настолько широк, что его на всякий случай укрепили массивными, отлитыми из бетона колоннами.
Я гнал вперёд максимально прямо, стараясь особо не петлять, дабы не давать висящим у меня на плечах изменённым потренировать своё «фигурное вождение». Мы дружной вереницей влетели в один из проколов, едва не сшибив при этом женщину с ребёнком, принявших нас за сильный порыв ветра, сделали круг почёта, и
