зря терял. Принимал подарки, благодарил, дежурно жал руки дарившим, улыбался и вновь благодарил.
Единственным облегчением на этом дне свадьбы было то, что боевой клич «горько!» в этих местах был не принят. Поэтому целоваться нам с моей синевлаской слишком часто не пришлось.
Нет, конечно же, всё же чмокнулись пару-тройку раз, ведь нашим-то надо было обязательно повыпендриваться и показать широту души, громогласно орав при этом это самое «горько». Но что такое несколько поцелуев по сравнению с тем, что было в Москве, где мы целовались, если не миллион раз, то уж тысячу — точно.
В общем, всё проходило штатно, на мой взгляд, чрезмерно помпезно. Можно было и несколько скромней отпраздновать. Например, для того, чтобы свадьба была более презентабельна и престижна, а гости могли вкушать пищу изысканно, в одном из углов зала негромко играл живой оркестр. Музыканты, одетые в строгие концертные фраки, негромко исполняли классический репертуар, включающий в себя произведения Моцарта, Шуберта, Штрауса, Вагнера и даже Чайковского. Естественно это всё добавляла в атмосферу некую аристократичности. Естественно нам, как людям не светским, такой шик высшего общества был немного чужд и многих сограждан вводи в тупик.
Было очевидно, что именно на это ошеломление грандиозностью мероприятия и делала ставку принимающая сторона.
Официанты стали разливать по тарелкам суп.
— Это «Хохзайтсуп», – пояснила Марта, видя моё удивление.
— И что это значит? — скептически произнёс я, рассматривая плавающие куски фарша.
— Это традиционное блюдо — немецкий свадебный суп. Тут курица, свиной фарш, цветная капуста, морковь, яйцо куриное, вермишель звёздочками, перец и… В общем, много там всего и даже есть молоко.
— А мы молока не видали пока. Не выдоишь за день, устанет рука, — скаламбурил я, вспомнив фразу из старого советского мультика.
— Что-что? — не поняла Матильда.
— Говорю — понял. Собрали всё с огорода и закинули в кастрюлю. Типа как с твоим любимым салатом «оливье», только в горячем исполнении. У нас подобное называется «кишмиш».
— У нас — немецкий свадебный суп. Кушай, это вкусно.
— Чего только за традиции не придумают, — вздохнул я и съел одну ложку. — А ничего. Вроде действительно неплохо.
— Herzlichen Glückwunsch zu EurerHochzeit! Wir gratulieren zu Eurem Ja-Wort! — Подняв бокал, произнёс тост папа Марты.
— О чём это он? — поинтересовался я у супруги.
Но перевода с немецкого на наш не потребовалось, потому что герр Вебер и по совместительству мой тесть самолично сделал перевод на английский:
— Пусть будет крепким ваш союз!
— Спасибо, — поднялся я и помог подняться моей красавице.
— Prost! — поддержал его какой-то упитанный бюргер из администрации города, подошёл к нашему с Мартой столику и под всеобщие аплодисменты положил ключи от пятикомнатной квартиры в центре Бонна на блюдечко перед нами.
— Благодарю Вас, герр Шульц, — поблагодарил я и, покосившись на Мячикова, негромко напомнил: — Видали, как надо⁈ Видали, как ценят?!? Пятикомнатная! А вы мне в Москве только трёшкой отделались!!
— Ничего, ничего, — запыхтел замминистра.
— Куда тебе больше-то? — недовольно буркнул сидящий неподалёку Лебедев.
— Конечно, Сашенька. Вас же всего двое и детишки. Три комнаты вполне хватит, — пришла на помощь моему начальству моя любимая мамуля.
— Ну, смотрите у меня, — погрозил я им всем пальцем, — если что не так, то квартира в ФРГ у меня уже есть. Будете шалить, сбегу кутить в Германию!!
Увидев ошалевшие взгляды сограждан, хотел было заржать «по-кравцовски», но всё же в последний момент одумался и решил своим гоготом не пугать местных. Всё-таки смех там был специфический. Могли и скорую помощь вызвать.
Однако шуточные мои слова не прошли мимо навострённых ушей. Пришлось извиняться и в течение пяти минут заверять любимое начальство, что говорил я всё не всерьёз и что никуда я сбегать не собираюсь.
Услышав в пятидесятый раз моё заверение, Лебедев, наконец, сказал:
— Ты, Васин, думай в следующий раз, прежде чем говорить такое! И уж тем более сто раз думай, когда такое балаболишь, находясь в самой настоящей капстране!
— Да понял я уже, — устало отмахнулся я, жалея, что вообще открывал рот на эту тему.
«Сидел бы себе, кивал, пил да ел. Нет, пошутить захотелось. Всё, больше никаких шуток. Тем более на тему невозвращения. А то народ у нас нервный. Доложат наверх. Потом замучаешься доказывать, что ты не хотел стать перебежчиком», — решил для себя я, и, пока никто на меня не обращает внимания, для успокоения души выпил что-то семизвёздное.
Закусил, отобрав у Мотьки салат, и посмотрел на вставшего со своего места и призывно махавшего мне Кравцова.
Пришлось прерывать трапезу.
— Что случилось? — подойдя, спросил я своего телохранителя.
— Да ничего. Думал, у тебя что-то произошло. Сидишь с постной физиономией. Вот решил узнать — почему свадьбе не радуешься?
— Надоело всё, — поморщился я.
— Не волнуйся, это скоро закончится. Кстати, к тебе наши ещё не подходили?
— Ты имеешь в виду по поводу Тейлора? Ещё нет. Наверное, позже подойдут.
— Выкинь из головы. Этот вопрос снят.
— Вот как? Отчего?
— Они решили эту тему не поднимать. Но не обольщайся, возникла другая проблема и она более серьёзная и ответственная, — Кравцов посмотрел на меня серьёзным взглядом, дождался моего кивка (мол, слушаю) и, увидев, что я готов услышать нерадостную новость, неожиданно спросил: — Ты крещёный?
— Э-э, чего⁈ — обалдел я.
— Повторяю вопрос: крещёный ты или нет?
— Э-э, это секрет, — промямлил я, понимая, что вопрос мне комитетчик задал риторический.
Конечно же, они знали, что я был в детстве крещён.
— Секрет? Ну, так раскрой его мне. Всё равно ведь узнаю. Да я, собственно, и так это знал, но забыл. Сейчас не помню. В твоём деле это всё записано, но что-то у меня сейчас из головы вылетел этот момент. Так что просто ответь на вопрос.
— Ну, допустим, крещён. Но какая разница?
— Да, собственно, никакой, — пожал плечами визави. — Просто в связи с этим сразу возникает ещё один вопрос: ты не знаешь, как наша церковь относится к двойному крещению?
— Э-э, не знаю, — опешил я, не понимая, куда ведёт комитетчик.
— А к другим обрядам, которые будут происходить в святых для другой религии местах? — продолжил он задавать непонятные вопросы.
— Тоже не знаю.
— Вот и я не знаю. Но это ничего. Скоро узнаем.
— О чём узнаем? К чему ты это⁈
— А к тому, что немцы настаивают на венчании, — огорошил меня Кравцов.
— Немцы? Венчание? Кого? Меня? Нас с Мотькой? — окончательно обалдел я.
— Ну не меня же! Конечно, вас. Есть мнение, что вы обряд должны пройти в местной церкви. Или как она у них называется — костёл? Они же тут католики, вроде бы. Так?
— Э-э, вроде бы да…
— Вот по этому поводу сейчас с тобой беседу наши и будут проводить. Так что готовься.
— Э-э, а ты откуда знаешь?!?!
Бывший сотрудник КГБ улыбнулся и, похлопав мне по плечу, ушёл пировать, оставив ошалевшего от таких известий меня в замешательстве.
Да, я был крещёный. И в общем-то — верил. Особенно сейчас, после того, как со мной произошло самое настоящее чудо, и я переместился во времени. Но верил я умеренно — так сказать, в лайт-варианте.
И вот сейчас, узнав от Кравцова о предстоящем венчании, я стал ворошить в памяти всё то, что когда-либо слышал о подобных случаях, происходивших в истории. И ничего толком вспомнить не мог. С одной стороны и православие, и католицизм объединяет одно — христианство. Но, с другой стороны, если мне не изменяет память, различий между ними чрезмерно много.
Отсюда возникает куча вопросов и сомнений в том, что я не имею права венчаться по другим канонам. На ум стали приходить всякие нехорошие слова типа «предатель» и «вероотступник». Или даже «еретик».
«Это что же делается, люди дорогие?!? Совсем начальники совесть потеряли, сволочи!! Нет уж. Предателем я быть точно не хочу», — категорически решил я и небодрой походкой, держась за сердце, направился к Мячикову.
Оторвав того от поедания бутерброда с икрой, пригласил отойти в сторону.
— О! Жених! Ты как раз очень вовремя, — обрадовался тот. — Я как раз тоже с тобой поговорить хотел. Сейчас я Лебедева позову и поговорим.
Захватив мидовца, вышли из зала в холл и отошли к одной из портьер.
— Саша, я вот что хотел сказать, — начал, было, замминистра, но я его беззастенчиво перебил.
— Я знаю, к чему Вы ведёте! И хочу сразу сказать — нет!
— Но почему? Неужели
