– Например, от Лона? – предполагает Лейла, и Кэтлин смеется:
– Нет, от него бы я бегать не стала. Во всяком случае, пока. Он мне нравится.
Кэтлин светится от счастья, но в то же время она смущена. Она впервые поделилась с Лейлой чем-то очень важным. Но та почему-то не слишком рада.
– А ты нравишься ему, – говорит Лейла. Выражение ее лица странное, непроницаемое. Словно маска.
Какое-то время мы молчим.
– Виски с колой будешь? – спрашивает Кэтлин.
– Нет, спасибо. Мне и без выпивки хватает приключений.
Лейла многозначительно вскидывает брови, явно на что-то намекая. Вот только мы понятия не имеем на что.
– Каких приключений? – недоуменно смотрит на нее Кэтлин.
– Баллифран… А знаешь, пожалуй, я все-таки выпью. Спасибо, Кэтлин.
Лейла делает глоток и возвращает ей бутылку.
– Так что там с Баллифраном? – Мне не терпится услышать продолжение.
– Баллифран не такой… Он не похож на реальный мир. Я, конечно, мало где бывала, но телевизор-то у нас есть. И, судя по тому, что в нем показывают, нам не очень-то повезло.
– И Интернет здесь ужасный, – говорю я. – Уна вчера отправила мне гифку, так она пятнадцать минут загружалась. Невозможно столько ждать.
– Ну не знаю, – задумчиво произносит Кэтлин. – Зато здесь природа красивая. И мы живем в замке.
Из сумки Кэтлин раздается протяжный свист.
– Лон? – спрашивает Лейла.
Я киваю:
– Кто же еще! Господи боже.
Кэтлин отходит в сторону, держа телефон на вытянутой руке, чтобы поймать сигнал.
– А Брайан в курсе? – вдруг поворачивается ко мне Лейла.
– В курсе чего?
– Что Кэтлин встречается с Лоном.
– Нет. Это его не касается.
– Мне кажется, стоит ему рассказать, – говорит Лейла. – Просто на всякий случай.
Я снова делаю глоток из бутылки виски с колой. Вкус сладкий, острый, землистый. Не уверена, что мне нравится, но я хочу еще.
– Итак, Уна, значит? – спрашивает Лейла с лукавой улыбкой.
– В каком смысле?
– Ничего. – Ее улыбка становится шире. – Пока.
У нее куча вопросов, которые она, впрочем, не спешит задавать. Но, наверное, так и заводят друзей. Я бы тоже сходила с ума от любопытства, если бы всю жизнь прожила в маленькой деревне и туда внезапно приехали новые люди.
Когда Кэтлин возвращается, Лейла уводит нас в горы, на небольшое плато, где летом собираются люди.
– Под людьми следует понимать меня, моих братьев и, может быть, парочку Коллинзов, – поясняет она.
– Тут круто, – говорю я, вглядываясь в темнеющие внизу деревья. – Можно подумать, что внизу океан.
– Вот только нырять не стоит, – смеется Лейла.
– Как там Лон? – спрашиваю Кэтлин.
– Нормально. Хотел узнать, нормально ли я добралась до дома. Я сказала ему, что уже в замке, чтобы он не волновался.
– Правильно, – говорит Лейла. Кэтлин удивленно смотрит на нее. – Ты же не хочешь, чтобы он волновался?
– Не хочу, – осторожно отвечает Кэтлин. – Для этого пока слишком рано.
– Пока, – эхом повторяет Лейла. И снова эта улыбка на ее лице.
Может, ей тоже нравится Лон?
Разговор об этом заходит позже, когда мы идем к замку в сгущающихся сумерках.
– Не удивлюсь, если так, – кивает Кэтлин. – В Баллифране мало годных парней.
– И двое из них – ее братья. Остаются только Эдди и Лон. Если, конечно, Лейла не би. Ты же не станешь из-за этого переживать?
– Еще чего! Лону-то я нравлюсь. – На лице Кэтлин широкая, полная надежды улыбка.
– Разумеется нравишься. Ты невероятная.
– Да, я такая, – соглашается Кэтлин и дает «пять» растущему у дороги дереву. – Но это не значит, что все от меня в восторге. У нас свобода воли и всё такое. Это что-то вроде секс-лотереи.
– Спешу напомнить, что мне Лон категорически не нравится.
На самом деле, я много чего могу сказать на его счет, но не хочу портить момент. Кэтлин светится от счастья, когда думает о нем. А потом дорога поворачивает, и мы буквально прирастаем к земле.
Перед нами, широко раскинув лапы, лежит мертвая лиса. Красное на сером и зеленом, на синем и фиолетовом.
До этого дня я видела лис только в книгах, на фотографиях и по телевизору. У этой мех ярко-рыжий. Как закат. Как осенние листья. Лапы черные, на хвосте белая кисточка. Местами мех пропитался кровью и побурел. Над ней не жужжат мухи. Грудная клетка вскрыта, спутанные внутренности выворочены. Судя по всему, это сделали недавно.
Кэтлин стоит неподвижно, словно окаменев. Я сажусь на корточки рядом с мертвой лисой и принимаюсь высматривать и вынюхивать.
Подсвечиваю фонариком, чтобы разглядеть все в подробностях.
Не знаю, что заставляет меня делать это. Но я не могу иначе. Что-то не так с этой лисой, и дело не в том, что с ней жестоко расправились.
У меня перед глазами распростертое на земле обгоревшее тело отца.
– Мэдлин, – окликает меня Кэтлин. А потом еще раз: – Мэдди?
Опускаюсь на колени и приближаю ухо к лисьей пасти. Оттуда веет теплом. Значит, лису убили совсем недавно. Скоро она остынет и околеет, как происходит со всеми мертвецами.
Это случилось несколько минут назад. Пока Лейла пересказывала нам сплетни о Лоне, кто-то издевался над несчастным животным.
– С этой лисой что-то не так, – бормочу я, чувствуя, как Кэтлин сверлит меня взглядом.
Сама же напряженно всматриваюсь в лес, в деревья и сплетение ветвей в поисках ответов. Яркие мазки крови на холсте опавшей листы. Поворачиваюсь к сестре.
Земля сочится неправильностью происходящего. Я ощущаю это всем своим существом.
Губы Кэтлин движутся, ладони прижаты друг к другу. Она молится. Я пристально смотрю на нее, не так, как обычно. Это не помогает.
Наше дыхание сливается над мертвым телом. Кэтлин вглядывается в хрупкую грудную клетку – белые кости, красная плоть. Линии разреза чистые, четкие, словно их оставил скальпель или один из навороченных кухонных ножей, которые Брайан купил в Азии. Но есть участки с неровными краями, будто кто-то рвал мясо руками или зубами. Кое-где из тела торчат булавки – кто-то пришпилил лису к земле, как бабочку, пойманную для коллекции.
Кэтлин гладит черную лапку:
– Бедняжка. Надеюсь, она упокоилась с миром.
Я неотрывно смотрю на деревья, думая о том, кто это сделал. Возможно, он рядом. Возможно, совсем близко.
