за столом, и выражение его лица ничего хорошего не предвещало. Но морские офицеры есть морские офицеры! Оба приветствовали его по последнему офицерскому званию, как будто не знали, что он вот уже полтора года офицер запаса. Виктор Леонидович удивленно вскинул брови и весело ухмыльнулся. Попали в точку, хотя бы немного разрядили обстановку. Суриков начал без обиняков, напрямую:
— Сегодня ко мне приходила мать медицинской сестры вашего, Эдуард Мартиросович, госпиталя и поведала много занимательного. Хотел бы выслушать версию о свершившемся в сауне госпиталя от вас лично, теперь уже с вашей точки зрения восприятия событий. Разговор будет долгий, разденьтесь и присаживайтесь за стол.
Асланов и Петросян начали свой рассказ о случившемся с генералом и Надей в госпитальной сауне в хронологическом порядке, но через минуту были остановлены мэром. Странно зевая, с перекошенным, налившимся кровью лицом, он, сдерживая эмоции, вдруг попросил их пройти в гостевую комнату.
Суриков указал на полуоткрытую дверь гостевой и предложил им войти, сам несколько задержался сзади. Офицеры зашли в ярко освещенное помещение и оторопели!.. За большим длинным столом, накрытым всевозможными яствами и напитками, восседали отцы города. Здесь были заместитель мера, прокурор города, начальник милиции, вновь назначенный начальник особого отдела, военный комиссар городского военкомата. Виктор Леонидович пригласил Петросяна и Асланова за стол. Затем попросил налить гостям водки по «бортовой» (это по полному стакану водки), и когда они выпили и слегка закусили, коротко приказал:
— А теперь с самого начала и подробно во всех деталях!..
Шесть пар глаз впились в лица Петросяна и Асланова. Последние подробно рассказали о генерале и Наде, не упуская ничего. Присутствующие заставляли их пересказывать некоторые детали по несколько раз. Хохот стоял постоянный, он то усиливался после подробного описания каждого эпизода, то переходил в визг. Смеялись до изнеможения. Обессиленный военком сполз со стула на пол, зацепился ногой за ножку стола, со стола посыпались тарелки, фужеры, рюмки. Это еще больше развеселило присутствующих. Сам военком на четвереньках пытался отползти от стола, но ослаб настолько, что и смеяться сил уже не было. Постепенно все успокоились, сели за стол и продолжили начатое. Петросян и Асланов попросились у мэра пойти покурить. В курительной комнате они подытожили происшедшее:
— Для этих чистоплюев такие ситуации неведомы и поддержали нас они чисто из мужской солидарности, — начал Петросян, — они вероятнее всего все женаты, а жены ими заправляют. Вот они и рады, что мы с тобой, по сути, унизили и мать, и дочь.
— Думаю, ты прав, — согласился с его доводами Асланов, — но добавь еще к этому повседневную рутину их служебной деятельности, когда нельзя сделать шагов ни вправо, ни влево, скуку имею в виду. А мы их вроде как развлекли сегодня. Но, главное, Эдуард, мы сегодня вышли сухими из воды.
…Через два года Петросян скончается от инфаркта миокарда и будет похоронен на Кронштадтском кладбище. Еще через пять лет Асланов уйдет в запас по выслуге лет и уедет в Северную Осетию. Надя так и не станет главной медицинской сестрой.
Лингвистика
Допустим, ты не сведущ в какой-то области знаний. Просто вначале машинально и инстинктивно, фиксируешь череду случайных явлений, интересных тебе, которые вдруг медленно и неотвратимо начинают образовывать цепь логических совпадений, постепенно обретающих форму научного познания. Еще многое неясно и расплывчато. Но любознательность и природная педантичность заставляют тебя и далее собирать, и накапливать информацию именно в этой неизвестной и неизведанной области. А затем вдруг начинаешь понимать, что открыл нечто новое, и тебе хочется сразу же узнать мнение окружающих. Получить оценку и подтверждение своего открытия, как полезного обществу.
В период описываемых событий я был в звании майора медицинской службы и служил в одной из бригад Кронштадтского гарнизона Ленинградской военно-морской базы. В декабре 1989 года командование бригады направило меня в служебную командировку в Вильнюс с задачей — откорректировать офицерский приписной состав в республиканском военном комиссариате приписанных к Кронштадтской дивизии кораблей охраны водного района. В случае начала боевых действий, в соответствии с мобилизационным планом, обозначенный офицерский состав обязан был в течение указанного в карточке учета времени прибыть к месту постоянной службы, т. е. в Кронштадт. В мобилизационном отделе я получил три личных дела, где все записи проводились карандашом, и десятиминутный инструктаж по заполнению и корректировке выданных документов. В канцелярии бригады мне выдали командировочное удостоверение на трое суток без учета времени, затраченного на дорогу. Через два часа я оказался в Пулково, где, воспользовавшись услугами Аэрофлота, вылетел прямым рейсом в Вильнюс. Перелет занял всего час.
В республиканском военкомате поставил у дежурного штамп о прибытии. Затем в мобилизационном отделе произвел сверку и корректировку приписных карт и через десять минут уже мог выезжать обратно. У дежурного поставил штамп и печать об убытии завтрашним числом, вылететь в Ленинград мог лишь вечерним рейсом. В гостинице «Колхозная» в центре столицы Литвы снял одноместный номер. Скинул верхнюю одежду — майорскую шинель, спустился в ресторан при гостинице.
Было около шести вечера, но в зале свободных столиков не оказалось. Метрдотель-еврей лет сорока пяти, пошептавшись с двумя молодыми людьми, подсадил меня к ним. Ребята оказались литовцами по виду одного со мной возраста. Они громко и демонстративно говорили на своем языке, смеялись, что-то обсуждая. Подошла официантка, я заказал три бутылки пива и пол-литра водки, салат из свежих овощей и «мясо по-литовски». Официантка принесла пиво и водку в графине. Предложил литовцам присоединиться. Они согласились. Выпили по первой, запили пивом. Блондина, похожего на славянина, звали Данатас, шатена в очках — Бронис. Они оказались двоюродными братьями, работали на единственном заводе, наладившем производство первых видеомагнитофонов в стране. Воровали, конечно. Вывозили продукцию в Псков, Новгород Великий, Ленинград. Молодые и наглые, они и у меня выпросили разрешение привезти часть видеомагнитофонов в Кронштадт. Разрешение я им дал. Они оживленно это стали обсуждать опять на своем языке. Я был слегка нетрезв, но не настолько, чтобы не понять, что отдельные слова, произносимые ими на литовском, имели тот же смысл, что и на моем родном — осетинском языке.
Удивленный открытием, спросил их:
— Вы сейчас на литовском говорите между собой?
Получил утвердительный ответ. Очень интересно! Достал ручку и блокнот из внутреннего кармана своего синего кителя и стал записывать произносимые ими слова. Получилось типа осетинско-литовского словаря в его кратком варианте:
Русский
Литовский
Осетинский
Меч, нож
kardas
кард
Я
as
аез
Ты
tu
ды
Мой
man
маен
