же хочется прикрыть веки.
— Я обещала скинуть тебе свое расписание, — хрипло напоминаю. — Дождись письма и можешь запланировать разговор. Сейчас у меня нет времени.
— Принцесска, — вздыхает он. — Не усложняй.
Теперь моя очередь протяжно вздыхать и я включаю правый поворотник, чтобы притормозить у обочины. Разговаривать с Маратом на скорости почти сто километров в час не самая лучшая затея. Вот только когда я нажимаю на тормоз, педаль проваливается в пол, а машина даже не думает сбавлять скорость.
Глава 21
— У меня что-то с машиной, — говорю притихшему динамику. От паники голос звучит слишком звонко, даже истерично, а внутри все обрывается от ужаса.
— Что случилось? — голос Скалаева, наоборот, звучит ровно и напряженно.
— Тормоз не работает, — снова давлю ногой на педаль, но эффекта все так же нет.
Не отрывая глаз от дороги, я тянусь к ручному тормозу, но Марат, будто прочитав мои мысли, приказывает:
— Только не трогай ручник, принцесска.
Я вздрагиваю, но возвращаю правую руку на руль запоздало вспомнив слова своего инструктора о том, что он просто заблокирует колеса, а на большой скорости это чревато еще большей опасностью, чем отказавшие тормоза. Паника… она всегда мешает мне думать четко. Абсолютно не могу сосредоточиться.
— Перед тобой есть машины? Ты в потоке?
— Есть. Далеко, — каждое слово дается мне с трудом. — Я на трассе.
— У тебя ведь механика? — спрашивает он и не дожидаясь ответа, командует: — Тормози двигателем. Знаешь как?
Я отрицательно мотаю головой, хоть и понимаю, что он меня не видит. Но выдавить из себя даже тихое “нет” я просто не в состоянии, во рту слишком сухо и зубы стучат от страха.
— Переключайся на передачу ниже, затем еще. Плавно, принцесска. Не перескакивай через одну, постепенно. Ты сможешь.
Мое рваное дыхание заполняет собой салон, но я пытаюсь сосредоточиться на задаче и молча выполняю его команду.
— Алиса, не молчи, — в голосе Марата появляются нотки паники. — Все будет хорошо. Просто делай, что я говорю.
— Я делаю, — зачем-то киваю я и снова кладу руку на рычаг переключения передач. Мимо меня одна за другой проносятся машины, все спешат по своим делам и не ведают, что я нахожусь в опасности. А также подвергаю опасности их. Дрожащими пальцами запоздало включаю аварийку в надежде, что увидев ее, никому не придет в голову приближаться ко мне слишком близко. По логике вещей, если отказали тормоза, то и стоп-сигнал мой, наверняка, не работает.
— Принцесска?
— Я здесь, — с моих губ слетает нервный смешок. Думаю, если бы я все-таки врезалась в кого-то, Скалаев бы это услышал. — Уже на второй передаче.
Марат облегченно вздыхает в трубку, а я продолжаю:
— На первой.
— Теперь можешь дотормозить ручником. Плавно.
Я с опаской хватаюсь за рычаг и медленно тяну вверх. Но еще до того как я затягиваю его, машина глохнет.
— Готово, — отнимаю дрожащие руки от руля и подношу к лицу. Паника, которую вытолкнул адреналин, начинает заполнять голову и теперь не только пальцы, но и все тело начинает дрожать и вибрировать. Я ведь могла серьезно пострадать. Если бы я не отменила занятие, я была бы в плотном городском трафике и у меня бы не было такой роскоши как плавное торможение двигателем. Меня бы остановила только впереди едущая машина…
— Ты где? — спрашивает Скалаев, о существовании которого я уже успела забыть.
— Я здесь, — всеми силами пытаюсь придать уверенности голосу, но выходит довольно паршиво, а уже через мгновение, с губ срывается всхлип. Кожа покрывается капельками холодного пота, а сердце миновав желудок, пятки и днище автомобиля, грохается прямиком на пыльную обочину. Потому что я вдруг вспоминаю, что только вчера ехала по этой же самой дороге. Но тогда в салоне сидели мальчишки и Саяра. Что, если бы это произошло вчера?
— Я имел в виду более конкретное место, принцесска, — мягко произносит Марат. — Где ты находишься?
— Не знаю, — оглядываюсь по сторонам, но не вижу никаких знаков. — Где-то на Минском шоссе. Я выехала за МКАД минут двадцать назад.
— Уже еду, — обещает он и отключается.
А я остаюсь наедине со своими мыслями. С ужасными мыслями. Сегодняшний день — настоящее испытание для моей нервной системы. Сначала поцелуй с Маратом… запретный, пропитанный ненавистью, горечью и чем-то большим. Гораздо большим. Когда-то он украл мой первый поцелуй и нахально заявил, что ни о чем не жалеет. Уверена, сейчас он другого мнения. А я — тем более. Потому что каким бы горячим, ошеломляющим, желанным, потрясающим ни был этот поцелуй… нам не стоило! Это все только усложнит. Наши отношения и без спонтанных поцелуев нельзя назвать простыми, а с ними… шансы сохранить хоть какой-то душевный покой к дате нашего скоропостижного развода стремятся к нулю. Но даже эта проблема сейчас отходит на второй план, потому что во всем том хаосе, что творится сейчас в моей голове, доминирует лишь одна мысль: что, если бы в машине я находилась не одна?
Что, если бы я поддалась панике и потянула ручник вверх? Машина бы, наверняка, перевернулась и… Отчаянно трясу головой, чтобы отогнать от себя эти страшные мысли. Нет. Ничего же не произошло. Все хорошо. Со мной все хорошо. У мальчишек тоже все хорошо. Максимум что им грозит — так это несварение из-за того, что поедят немытых фруктов. Хотя, зная Саяру, она все прокипятит десять раз прежде чем поставить на стол. Не удивлюсь, если она даже на дереве протирает ягоды влажной тряпкой пока мальчики не видят. От этой картины мои все еще подрагивающие губы растягиваются в улыбке.
Я представляю как ребята катаются на своих велосипедах, а Саяра картинно подносит руку ко рту каждый раз, когда они разгоняются и проносятся мимо нее. Тимур еще в начале лета снял тренировочные колеса со своего, а Костас все еще боится, хоть и жутко завидует другу. В глубине души я понимаю, что его страх скорее всего вызван чрезмерной опекой бабушки, была бы ее воля, она бы обмотала его пупырчатой пленкой и не давала не то что лазать по деревьям, а бегать, в принципе.
Но я также понимаю и Саяру. Когда он родился, они его едва не потеряли и, наверное, этот
