небо. Она, что, потеряла сознание?
— Мы прошли? — хрипло спросила и огляделась.
Можжевельники гигантскими свечами искрились под Дождем, косые струи отлетали от колючих зелёных лап, создавая голубое свечение. Неподалёку стоял номер Два, который отвёл взгляд, едва она посмотрела ему в лицо.
— Ты дошла почти до конца, — с веселым недоумением сообщил Слуга. — Не думал, что ты столько продержишься. Люди вроде тебя не в силах пройти испытание такого рода.
Дождь долбил, как обезумевший дятел, которому дали выжимку из Колеус Блюма, и Ясмин чувствовала только одно желание — сползти с этих крепких рук и отвернуться от этого испытующего взгляда под мокрыми крыльями ресниц. У мужчин не должно быть таких ресниц и таких глаз — это попросту несправедливо!
— Вроде меня? — сварливо переспросила Ясмин, задергалась в кольце рук, с не меньшим удивлением осознавая, что не то, что вырваться, даже отодвинуться от его груди не может.
Это… пугало.
— Люди, способные причинить вред другому только ради самоутверждения, — пояснил Слуга. — Разрушить чужую жизнь, только потому что эта жизнь сложилась лучше его собственной. Способные солгать, украсть, спровоцировать. Убить.
Его лицо склонилось так близко, что перекрыло дождь. Наигранные веселье и мягкость дали трещину, и в страшных провалах его глаз жил гнев. Ясмин перестала сопротивляться.
— Надо же, — сказала она с ледяной усмешкой. — И что же такой плохой человек делает в статусе мастера Белого Цветка? Разве преступники не должны быть отданы под публичный Допрос, чтобы иметь возможность посмотреть в глаза своим обвинителям и защитить себя? Быть может, я так отличаюсь от остальных людей, что мне такая возможность не положена?
Они уставились друг на друга, стараясь победить оппонента взглядом, и глупость положения усугублялась тем, что Слуга все ещё держал ее на руках, как любимую лилию, одетую в свадебный наряд.
Глава 11
— Замечательно.
Ясмин его не винила. Признаться, лес, требующий от путников поцелуев, был за гранью ее представлений об этом мире. Они уже рассекали по полю голышом, а после ее едва не подвергли суду Линча в Лабиринте раздора. А теперь она должна все бросить и перецеловать своих убийц.
Это ненормально!
— Нормально, — Ясмин воззрилась на номер Шесть, с трудом осознавая, что последнюю фразу сказала вслух. — Владелец поля, живой или мёртвый, ни в жизнь не имеет права устаканить туточки условие, нарушающее юридические нормы Варды. За такое можно схлопотать понижение статуса четырежды и, может статься, бедолага помрет дважды.
— Звериная политика, — холодно заметила Ясмин.
— Не преступай закон, и твоя жизнь будет гладкой, — угрюмо сказал Слуга.
Он больше не делал попыток казаться веселым и приятным человеком. Лабиринт раздора обнажил его хладнокровную суть.
— И что? — насмешливо уточнила Ясмин. — Никто не преступает? Или все преступники уже скормлены Чернотайе, а невинные купаются в заслуженном лотосовом озере?
Слуга полоснул ее ледяным взглядом и отвернулся.
Теперь она знала слишком много.
Кем бы ни была та, другая, Ясмин, сходство их жизней — почти дословное совпадение жизненных вех, определивших их путь — поражало. И она не могла не чувствовать ее боли. Она больше не могла закрыть глаза и отвернуться.
— Найти бы этого владельца, — номер Два нехорошо сощурился. — И заставить пробежаться по всем трём испытаниям. Уж лучше бы кровавых жертв требовал.
— Да, сладенький, — согласилась Ясмин, чувствуя, как ее потряхивает от раздражения. — Найди его и съешь.
— Мы все ещё стоим на территории раздора, родненькие, — буркнул номер Шесть.
Это было правдой. Они топтались на границе выхода из лабиринта, но никто не решался сделать первый шаг навстречу золотым деревьям, являющим собой симбиоз кедра с ягодным тисом в начале своей весны. Зелёные тонкие лапки были усыпаны красными бусинами ягод и все было бы неплохо, если бы ягоды не поворачивались в их сторону, как камеры с автонаведением.
— Я тебя целовать не стану, — буркнул Слуга. — И ее тоже.
— Целуй номер Два, — тут же вставила Ясмин.
Слуга и номер Два обменялись далекими от любви взглядами.
— Уж лучше тебя, — нехотя согласился Слуга.
— Овно нетолерантное, — с наслаждением человека, который никогда не позволял себе обсценной лексики, резюмировала Ясмин.
Все трое уставились на неё, словно она стояла на четвереньках и мяукала. Что ж, общество, не допускавшее ни единого намёка на раскрепощённость, было формализовано и закомплексованно донельзя.
У неё же было странное чувство облегчения, словно внутри открылся какой-то шлюз, из которого хлынул поток нечистот, который она проглатывала всю жизнь по капле и запирала внутри собственной головы. Ощущение вседозволенности пьянило.
Значит, так жила Ясмин? Тебя ударили? Получи в ответ.
В этом был что-то очень освободительное.
Слуга подошёл к ней почти вплотную.
— Не боишься за свою репутацию? — спросил он.
Ясмин охотно рассмеялась. В голове смешались ее чувства, чувства Ясмин, сны.
— У меня нет репутации, — сказала она. — Я системная ошибка, эрор четыреста четыре. Ты целуешь дырку от гвоздя, милый.
И, прежде чем он успел ответить, шагнула вперёд и впечаталась поцелуем в изумленно разомкнутый рот. Сначала было странно, после нежно, потом горячо. По-настоящему горячо. Сначала солоно, потом сладко. Ясмин попыталась отпрянуть, но Слуга оказался сильнее, без усилий удерживая одной рукой плечи, другой затылок. Наконец, отстранился. Несколько напряженных секунд она вглядывалась в его лицо, когда Слуга наклонился к ней снова. Жарко коснулся губ.
— Одного раза вроде бы достаточно, — ворчливо сообщил номер Шесть.
На этот раз Ясмин отстранилась сама. Дело не в репутации, то есть… В ней. Внутри все ещё жила отвергнутая девочка, над которой смеются в классе. Гордость — это немного, но иногда это все, что есть. Они с Ясмин знают.
Она тихо скользнула на территорию золотого леса, контрастирующего с нежной зеленью лабиринта, Слуга шагнул следом. А вот номер Два не сумел.
— Как-будто стеклянная стена, — сказал он.
Он словно бы обиженно взглянул вверх, а после вбок, точно отыскивая секрет входа в заколдованный лес. Номеру Шесть тоже не удалось пройти.
Ясмин поколебавшись вышла из леса, а после зашла снова — никакой преграды она не ощутила.
— Жулики, — сказал номер Два.
Он стоял напротив и смотрел обиженными глазами ребёнка, у которого отобрали леденец. С той только разницей, что ребёнком он не был. Ясмин некстати вспомнила, что Тотем Повилики испокон веков селился в южной части Варды в области луговых пустот и мелколесья, и вопрос солнца для Верна стоял острее остальных в группе. Он должно быть скоро свихнётся от Дождя.
Неужели одного поцелуя недостаточно? Лес согласно вздохнул. Ясмин поёжилась. Один поцелуй с одним человеком — это она могла принять, в какой-то степени это было
