что он варвар, напяливший на себя европейские одежды, которые так и не превратили его в цивилизованного и культурного человека. Но именно эта неуемность и диковатость всегда привлекали прусского короля, для него тот стал даже кумиром — жаль, что они оказались врагами.
— Кайзер не простит вам ограбления Бранденбурга, герр Петер, — король попытался напугать угрозой вмешательства императора, но в ответ услышал только смех. И сказанные с нескрываемым сарказмом слова:
— Много ли он стоит этот Карл, если ради помощи в войне с Францией даровал твоему отцу королевскую корону⁈ К тому же не он меня короновал, а сын мой, и король Карл — а нам на мнение кайзера касательно нас наплевать, по большому счету. Армия есть, и немалая, к тому же пятнадцать тысяч шведов вскоре будут возвращены из датского и русского плена. Да и сын мой даст мне тридцатитысячную армию при первой моей просьбе — вот тогда вы у нас все запляшите под нашу дудочку.
Царь пересыпал немецкую речь русскими словами, и не скрывал своего превосходства — так себя ведут те, кто не только чувствует себя победителем, но таковым и является. И король стал в полной мере осознавать, в какое гибельное положение он попал, и нужно из него как-то выкарабкиваться. И трижды проклял тот час, когда не поехал в Ригу на коронацию.
— Война не нужна Бранденбургу, герр Петер, это настоящее бедствие. Я сурово наказан за свое высокомерие…
— Еще нет, Фридрикус — ты только узрел, как у нас говорят, цветочки, а ведь будут следом и ягодки. Твой дед присвоил себе одну половину Померании, шведский король овладел второй. Поделили полюбовно, так сказать.
— Итоги раздела закреплены на «вечные времена» по Вестфальскому миру — никак нельзя менять границы, они незыблемы!
— Нельзя, я тут с тобою согласен. Тогда почему бранденбургские кюрфюсты отобрали два куска от шведов и пару кусков от Речи Посполитой? Им значит можно⁈ А почему ты, дражайший братец, без тени сомнения прибрал к своим рукам, меня не спросив, тот кусок шведской Померании со Штеттиным, который мои полки отвоевали, не твои. Ты палец о палец не ударил, денег мне на войско не дал, прижал талеры, продовольствия не привез, а землицей владеть хочешь по полному праву⁈ Выкуси!
Петр снова показал увесистый кукиш, фыркнул недовольно, но взял себя в руки, успокоился. Затем произнес с нехорошей улыбкой:
— Я тебя за язык не тянул, ты сам сказал, что границы по «вечному миру» нерушимы. Так вот, что отрезано от шведской Померании, ей и возвращено будет полностью. До последнего аршина, посмотрим на старых картах, сверимся. А так как Кашубию я тогда не получу, пусть король Карл всей своей отчиной владеет купно, то всю Дальнюю Померанию с городами Кольберг и Лауэнбург ты на меня по мирному договору отпишешь. Али на Карла — никто тебя не неволит, но герцогом Померанским тебе уже больше никогда не быть. Будешь знать, как охульно лаяться на меня подобно псу бездомному. За поносные слова ответ держать надобно, «брат мой» Фридрикус!
Петр с нескрываемым злорадством посмотрел на ошарашенное лицо Фридриха-Вильгельма, тот явно не ожидал столь наглой аннексии. И это было только начало его бед, он-то прекрасно знал, что происходит в любимой Пруссии, уже оккупированной шведскими и русскими войсками.
— Мемель я на шпагу взял, как и Кенигсберг — этого мне достаточно, на всю твою Восточную Пруссию я пока не претендую. Достаточно будешь, если Земландский полуостров передашь мне с округой, с Мемелем неплохая территория получится — как раз для княжества. Неплохой такой удел для изгнанного царя, которого вы все шельмовать вздумали.
Фридрих побагровел — столь наглого и циничного грабежа от недавнего союзника он никак не ожидал. Ладно бы Мемель и Штеттин, с этим он бы еще согласился, потом, попозже можно собраться с силами и реванш взять. А так его просто в одночасье от Балтийского моря полностью отрезали, бесцеремонно. И Петр, словно прочитав его мысли, с усмешкой произнес:
— Нечего твоему величеству корабликами баловаться, чай твоя держава сухопутная, а флот токмо для нас. И решать все вопросы торговли морской будут только мы трое — я, Фредерик и Карл — другим на Балтике не место. А торговать твои купцы могут свободно, как прежде — через Штеттин и Данциг с Эльбингом, или мой Кенигсберг. Я даже пошлину малую прикажу брать с товара твоего, как с доброго соседа и «милого брата».
— Я никогда не примирюсь с таким произволом. И подписывать ничего не стану, и никогда не признаю…
— Не торопись, ты ведь еще не знаешь, где обрести нечаянное счастье сможешь. Если мне полную сатисфакцию дашь по всем этим пунктам, о которых тебе поведал, — Петр говорил пусть с усмешкой, но хладнокровно, — то верну тебе полное покровительство мое, а нанесенные обиды забуду. И ты из войны со мной и братом Карлом, хоть и с потерями серьезными выйдешь, но взамен приобрести можешь не меньше, если не больше. В отличие от тебя я слово держу, и облагодетельствовать тебя сумею! Ущерб возмещу сторицей, но и ты сам для этого руки свои приложить должен.
Несмотря на замаскированное оскорбление, король нисколько не обиделся, воспринял слова «герра Петера» как должное. И навострил уши, зная, что беглый русский царь пустыми обещаниями не бросается. А тот закурил трубку, посмотрел на Фридриха, и негромко произнес:
— Мир ведь куда лучше войны, и его итогами все должны быть довольны, ибо за счет одного плохого соседа интересы многих потентатов удовлетворить можно. Особенно когда соседушка всем крепко насолил…
Вот так Бранденбург воспользовался своим удачным месторасположением…
Глава 21
— Как сказал однажды незабвенный Остап Бендер — «сбылась мечта идиота, я стал миллионером». А тут куда круче — обладатель первого в мире золотого русского рубля. Причем из дукатного золота, с самой высокой в этом времени 986-й пробой.
Алексей усмехнулся, крутя в пальцах золотой кругляш, на котором был отчеканен его образ в шапке Мономаха. Основой взят дукат — самая ходовая во многих европейских
