у полицейского не удалось. Да, они на сигнал мой выезжали. На месте были. Их встретили покой и тишина. Единственное, что я для себя вынесла полезного из той беседы, что ворота к приезду патруля были закрыты. На замок. А на сигнал с улицы никакой реакции со стороны дома замечено не было, как и чего-то подозрительного. Все было как обычно, поэтому полицейские только на малое время задержались около въезда, а потом уехали на другой вызов.
— Спасибо, вы нас успокоили, — поблагодарил Ткачев дежурного, а меня взял крепко под руку и потащил на выход.
— Дима, я ничего не понимаю, — откровенно созналась, когда снова грузились в машину. — Кто же тогда закрыл ворота? Странно же получается. Некто проник на территорию. А это для меня факт, так как своими глазами видела мужскую фигуру в черном, выходящую из кабинета Леонида Павловича. И никакого сходства с хозяином или охранником Виктором там и рядом не было, иначе признала бы. А его ботинки? Я их из тысячи опознаю. Высокие армейские. Грохотали над моей головой на лестнице так, что… В общем, он, что же, побывал в доме, сделал какое-то свое темное дело, погонял меня по саду и лесу, а потом спокойно так вышел через ворота и закрыл их за собой на замок?
Подозреваю, смотрела на Ткачева в тот момент с огромной надеждой, что вразумил бы и все растолковал. Но не дождалась для себя никакого облегчения. Дмитрий посматривал хмуро и с прежним недоверием. От такого его взгляда начала даже ерзать в водительском кресле.
— Что? Что ты так на меня… Ведь подтвердилось же, что я рассказала тебе правду. В отделение я действительно звонила. Теперь это подтвердилось. В чем ты меня опять подозреваешь?
— Ладно. Проехали, — он только вздохнул слегка и перевел взгляд в сторону дороги.
— А куда мы теперь? — спросила, и получилось это у меня как-то жалобно.
— Неужели, нет мыслей? — послышалось или в голосе была ирония? — Я так предполагаю, что ты отвезешь меня теперь в коттедж Селиверстова, и мы станем его там ждать. Пока не дождемся. Я прав? — и снова на меня уставился. И нет, не зря я собиралась обидеться на иронию в предыдущих словах, во взгляде его теперь была точно насмешка, а в слово «ждать» вкладывал такой смысл, что у меня вспыхнули щеки и уши.
— Ты мне не веришь! — дернулась от возмущения. — Уперся, упрямый такой, в мысль, что я разработала операцию по твоему охмурению и не желаешь нисколько меня услышать и понять. А я…
— А ты?..
— Нет, это черт знает, что! — резко отвернулась от него и нервно крутанула ключ в замке зажигания. — А главное, что меня больше всего раздражает сейчас, что действительно вынуждена ехать в злополучный коттедж и дожидаться там каких-никаких вестей от Леонида Павловича. И да. Да! Мне страшно там оставаться без тебя. Можешь надо мной, сколько угодно насмехаться, только моя жизнь по какой-то иронии теперь вся в твоих руках.
— Почему я должен насмехаться? — потер он скулу, будто над чем-то глубоко задумался. А потом взял и взглянул на меня добрее. — Я уже усвоил, что являюсь твоей единственной надеждой и защитником. Так что? Куда едем?
Я сцепила зубы и повела машину в обратном направлении. Курс действительно взяла на известный нам коттеджный поселок. А пока выезжала с этого конкретного населенного пункта, перед моим мысленным взором стояли прищуренные серые глаза. Но ехали мы в молчании. И не знала, о чем думал Ткачев, только я всю голову себе сломала, над проблемой, как мы с ним могли бы ужиться вдвоем без ругани в пустом доме, хоть там и имелось с десяток разных свободных комнат.
— Зря ты так напрягаешься, — как угадал он и некоторые другие мои мысли. — Если не забыла, я уже дал тебе обещание, что ни при каких обстоятельствах не стану к тебе приставать. Только если сама захочешь моих ласк, милая Ира, должна будешь открыто мне об этом сказать. Помнишь об этом?
— Отлично! Так и порешим. Пока я не приду к тебе в комнату, ты сам не переступишь порог…
Тут машина подпрыгнула на валуне, попавшем под колесо. Это я его просмотрела. Да, была виновата. Увлеклась размышлениями. Чтобы больше не повторять ошибок, со всей внимательностью аккуратно и медленно объехала глубокую яму на нашем пути. А мы к тому времени уже заехали в лес, выехав из поселка. Так помнила, еще несколько километров по петляющей разбитой дороге сквозь ельник, и были бы в деревне со вполне сносным дорожным покрытием. Вот только у судьбы в отношении нас были другие планы.
— Ира! — гаркнул Ткачев вдруг мне на ухо. — Человек! Влево! — и вместо меня крутанул сам руль с силой в том направлении.
— С ума со… — договорить я не успела.
Тот самый мужик, что неожиданно вынырнул из-за густой елки и прямо нам под колеса, и которого, благодаря реакции Димы, я умудрилась объехать, поступил в высшей степени неожиданно. Он нас обстрелял. Да! Именно! Я успела глянуть в зеркало заднего вида и заметила, как он вынул оружие из-под чего-то, похожего на ветровку, вскинул его и направил в нашу сторону. Дальше по корпусу машины застучали пули. Я взвизгнула, дернулась, машина повторила в точности мои движения, пришлось выравнивать ее, чтобы не улететь в кювет противоположной стороны дороги. А если бы на нас ехал автомобиль, то мы непременно бы в него врезались, так как выскочили на встречную полосу. Но голова моя болела о другом, потому что по бокам кузова еще продолжали чиркать пули, а потом еще стало ясно, что обе задние шины моментально спустило. Скачок, рывок, все завращалось, снова рывок, и я влетела грудью в руль. Машина же встала, зависнув левым колесом над тем самым кюветом, от которого я недавно только пыталась отвернуть. И не успела опомниться и прийти в себя, меня уже толкала рука Дмитрия вон из машины.
— Беги! — это он мне прокричал.
Но меня как парализовало, оглушило, из всех чувств была только боль в груди и невозможность вздохнуть. Я бы так и осталась сидеть на месте и ловить ртом воздух, но мне не дали долго оставаться в машине. Ткачев с силой вытолкал мое безвольное тело в им же
