Ударник начал выстукивать на своих инструментах зажигательную дробь, ритм нарастал, он бился как учащенный пульс. Дверь служебного входа открылась и закрылась, в круг света ввезли на колесах какой-то любопытный предмет. Он представлял собой огромную кисть руки, высотой футов в шесть, обтянутую черной кожей. Рука стояла на широкой подставке, пальцы были широко расставлены, как будто пытались схватить кого-то. Ударник увеличил темп. Дверь служебного входа издала звук, подобный вздоху. Блестящая женская фигура проскользнула в дверь и, задержавшись на мгновенье в тени, двинулась в круг света вокруг кисти руки; все тело танцовщицы ходило ходуном, по животу пробегали волны экстаза, каждый сустав исполнял свой танец. Девушка была похожа на китаянку, но ее тело, абсолютно нагое и блестящее от пальмового масла, казалось почти белым на фоне черной руки. Дергаясь всем телом, она двигалась во-круг руки, ласково поглаживая растопыренные пальцы, все движения ее были плавными, четко отработанными; без каких-либо видимых усилий она взобралась на ладонь руки и стала играть с каждым пальцем по очереди — это была откровенная, выразительная, искусная томная страсть. Вся эта сцена — черная рука, теперь тоже блестевшая от пальмового масла, которым натерлась девушка, казалось, вот-вот сомкнет пальцы, с силой зажмет в кулак это извивающееся белое тело — выглядело просто вызывающе: столько похоти, что Бонд, также не оставшийся равнодушным к происходящему, заметил, с каким восторженным вниманием следил за танцовщицей сам Скараманга, глаза которого превратились при этом в узкие щелки. Ударник достиг звукового пика — крещендо. Девушка, очень достоверно изображая экстаз, взобралась на большой палец и медленно, обвив его ногами скользнула вниз, сделала последнее движение утомленным телом, тихо опустилась на пол и исчезла. Представление закончилось. Включили свет, и все, в том числе и оркестр, громко зааплодировали. Мужчины выходили из своего животного транса. Скараманга хлопнул в ладоши, подзывая руководителя оркестра, он что-то шепнул ему на ухо, что-то вложил в ладонь. Босс, как заподозрил Бонд, выбрал себе невесту на ночь!
После этой вдохновенной эротической пантомимы остальное представление как бы снимало напряжение, шел своим чередом сексуальный парад. Одна из девушек только после того, как руководитель оркестра срезал ее набедренную повязку острым коротким серповидным кинжалом, смогла проползти под бамбуковым шестом, установленным на горлышках двух бутылок из-под пива на высоте всего лишь дюймов 18 от пола. А та девушка, которая невольно выступила в роли ананасового дерева, использованного в стиле Вильгельма Телля, которого сыграл Джеймс Бонд, вышла на сцену снова, она показала вполне приемлемый стриптиз и полностью исполнила песенку «Белли-лик», заставив зрителей опять навострить уши. В заключение все участники представления, за исключением китайской красавицы, вышли к зрителям и пригласили их потанцевать. Скараманга и Хендрикс вежливо отказались, а Бонд поставил двум девушкам, которым не хватало партнеров, по бокалу шампанского и узнал, что их зовут Мейбл и Перл; Бонд видел, что остальные четыре бедняжки просто изнемогают в медвежьих объятьях четырех потных громил, которые, согнув девушек чуть ли не вдвое, неуклюже исполняли ча-ча-ча, таская партнерш по залу под завывающий аккомпанемент полупьяного оркестра. Кульминация того, что, конечно, можно было назвать оргией, явно приближалась. Бонд сказал своим девушкам, что ему надо пойти в туалет и выскользнул из комнаты, когда Скараманга смотрел в другую сторону, но, уходя, успел заметить взгляд Хендрикса, холодный и пронизывающий, он словно смотрел какой-то неинтересный фильм, но при этом не хотел упустить ни одной детали.
Когда Бонд добрался до своего номера, была полночь. Окна в комнате были закрыты, работал кондиционер. Он выключил его и приоткрыл окна, после чего с искренним облегчением принял душ и лег спать. Его немного беспокоило то, что он устроил это представление с пистолетом, но глупость есть глупость, теперь уже ничего не поделаешь. Вскоре он уснул, и ему приснилось, как трое мужчин в черном, освещаемые луной, тащили бесформенный узел к темной воде, на поверхности которой тут и там вспыхивали красные огоньки глаз. Скрежет белых зубов и треск разгрызаемых костей превратились в неотвязный кошмарный звук, как если бы кто-то скребся или царапался, и этот звук заставил его вдруг проснуться. Он взглянул на светящийся циферблат. Часы показывали 3:30. Царапанье превратилось в тихое постукивание, раздававшееся из-за шторы. Джеймс Бонд тихо встал с постели, вытащил из-под подушки пистолет и прокрался вдоль стены к краю шторы. Он раздвинул ее быстрым движением. Золотистые волосы казались почти серебряными при лунном свете.
— Скорее, Джеймс. Помоги мне взобраться, — шепнула ему Мэри Гуднайт.
Бонд выругался про себя. Что за черт? Он положил пистолет на ковер, схватил протянутые руки и то ли втащил, то ли втянул ее через подоконник. В последний момент каблук зацепился за оконную раму, и окно захлопнулось с оглушительным стуком, похожим на пистолетный выстрел. Бонд опять выругался, на этот раз шепотом.
— Извини, пожалуйста, Джеймс, — прошептала Мэри Гуднайт, признавая свою вину.
Бонд шикнул на нее. Он поднял пистолет и положил его опять под подушку, потом провел ее через всю комнату в ванную. Включил свет, в качестве меры предосторожности пустил душ и одновременно с ее вздохом удивления вспомнил, что был совсем голым.
— Извини, Гуднайт, — произнес он, дотянулся до полотенца, обмотал его вокруг бедер и сел на край ванны. Жестом пригласил ее сесть на унитаз.
— Что ты здесь делаешь, Мэри, черт побери? — спросил он совершенно ледяным тоном.
В ее голосе прозвучало отчаяние.
— Я не могла иначе. Я должна была найти тебя как-нибудь. Я напала на твой след через девушку в этом, э-э, ужасном месте. Я оставила машину среди деревьев на подъезде сюда и просто стала следить за домом. В некоторых номерах горел свет, я прислушалась и, э-э, — она вся покраснела, — поняла, что ты не мог быть ни в одном из них. Потом я Увидела открытое окно, я была уверена, что ты единственный человек, который будет спать с открытым окном. В общем, мне пришлось просто положиться на случай.
— Что ж, придется отправить тебя отсюда как можно-скорее. Ну хорошо, а что случилось?
— Сегодня вечером, то есть я хочу сказать вчера вечером, поступила срочная шифровка — «три X». Ее нужно было передать тебе во что бы то ни стало. В штаб-квартире думают, что ты в Гаване. В шифровке говорится, что один из высокопоставленных представителей КГБ, который работает под именем Хендрикс, находится в этом районе; стало известно, что он в этой гостинице. Ты должен держаться подальше от него. Они узнали из «надежного, но не пожелавшего открыть себя источника», — Бонд улыбнулся, услышав этот старый эвфемизм, иносказательное выражение, — что среди прочих задач у него есть поручение найти тебя и, э-э, прикончить. Вот я и смекнула, что, так как ты находишься в этих краях и задавал мне соответствующие вопросы, значит, уже напал на его след и теперь, наверное, сам идешь в приготовленную для тебя ловушку. Я хочу сказать, что, не зная еще, что ты преследуешь его, он сам охотится за тобой.
Она протянула ему руку, она хотела, чтобы он сказал ей, что она поступила правильно. Бонд взял руку и рассеянно погладил ее, одновременно соображая, как же ему теперь поступить. Ситуация осложнялась.
