Бульканье, стоны, хрипы…
— Надлежащие ротовые и голосовые органы, с точки зрения Корбала, не играют особой роли. Подобные звуки вполне естественны, учитывая физические ограничения данного существа. Кроме того, — тон Бошелена внезапно стал жестче, — нас постоянно будут сопровождать гости, многие из которых куда менее приятны, чем созданное моим товарищем причудливое собрание органов и частей тела, пребывающее в этом сундуке. Я исходил из предположения, любезнейший, что вы, берясь за эту работу, в полной мере осознаете подобные обстоятельства. В конце концов, мое главное увлечение — вызов демонов, в то время как мой напарник Корбал Брош исследует загадки жизни и смерти, а также всего, что находится между ними. Разве не ясно, что всем нам придется столкнуться со множеством странностей и пережить немало приключений? Да и разве вам бы хотелось, чтобы все обстояло иначе?
На это у Эмансипора Риза не нашлось ответа. Раскрыв рот, он уставился на Бошелена.
Наконец чародей отвернулся, едва заметно вздохнув.
— В любом случае, Риз, дитя не должно вас беспокоить. Кажется, я уже говорил с вами на эту тему — собственно, вскоре после того, как мы вышли в открытое море. Этот корабль находился в гавани Минора как для пополнения запасов, так и с целью ремонта, а также чтобы набрать новую команду. Так вот, что касается ремонта, похоже, именно он стал ключевым фактором в нынешней нашей ситуации. — Бошелен подошел к кормовому иллюминатору и оперся обеими руками о раму, вглядываясь сквозь свинцовое стекло. — Близятся сумерки, Риз. И через несколько мгновений мы окажемся во власти Несмеяни. Железные гвозди, Риз. Купленные в Скорбном Миноре.
Эмансипор нахмурился. В голове зашевелились смутные воспоминания. Голоса двух приятелей в таверне. Крыга и Зануда, любители легкой наживы. «Мы поработали на разгрузке, а потом содрали с них хорошую цену за железные гвозди…»
Бошелен снова взглянул на Эмансипора:
— Скажите, Риз, раз уж вы уроженец Скорбного Минора, — что, собственно, такое жорлиг?
Хек Урс знал, что нужно поспать, пока не прозвучит колокол, возвещающий о начале ночной вахты, но мысли его были полны навязчивых тревог и переживаний. Ясное дело, организму требовалось некоторое время, чтобы перестроиться и перейти из одного режима в другой: спать днем и бодрствовать ночью. Пока не привыкнешь, в голове будет вроде как туман и все такое. Хотя Пташка Пеструшка, похоже, могла в любой момент погрузиться в глубокий сон — с другой стороны, она все-таки раньше была во вспомогательной службе гарнизона Певунов в городе Поборе, привыкла к военной дисциплине. Что касается Густа Хабба, ему воистину повезло. Стоило парню лишиться уха, как корабельный лекарь сунул ему в руки бутылку нектара из д’баянга: от одного глотка его можно было заснуть так, что не разбудят даже спазмы в желудке у Огни, от которых вокруг рушатся горы.
Увы, у несчастного Хека Урса оба уха оставались на месте, не обладал он также и солдатским умением спать где угодно и когда угодно, а потому сейчас бесцельно бродил туда-сюда, натыкаясь на стены, будто кот, которому отрезали усы. А напротив него, у кормового релинга, стоял один из гостей: толстяк, которого почти никто никогда не видел, весь в черном, с поднятым капюшоном.
Хек хотел было развернуться и уйти, но тогда ему бы пришлось снова пройти возле капитана, а зачем рисковать понапрасну: если один раз обошлось без замечания или приказа, то во второй уже вряд ли повезет. Поэтому, глубоко вздохнув, Хек подошел к релингу и встал рядом со зловещей фигурой.
— Близятся сумерки, сударь… и впереди, похоже, спокойная ночь.
Голова в капюшоне слегка наклонилась, и Хек скорее почувствовал, чем увидел взгляд рыбьих глаз толстяка. Подавив внезапную дрожь, матрос облокотился о релинг:
— Вижу, вы леску забрасываете? Вокруг, говорят, опасно. Акулы и дхэнраби. Рыбачить довольно рискованно, я бы сказал. Замечали когда-нибудь, сударь, что моряки почти никогда не рыбачат? Обычно только пассажиры этим занимаются. Странно, да? Наверняка это как-то связано с тем, что однажды мы сами пойдем на корм рыбам. Жуткая мысль, откровенно говоря.
— Акулы, — произнес таинственный пассажир высоким тонким голосом.
Хек моргнул, затем нахмурился:
— В смысле? Акул ловите? Ценю ваше чувство юмора, что уж там. Акулы, ха! Небось покрупнее экземплярчик добыть хотите? Вроде тех с золотистой спиной, что величиной с сам «Солнечный локон»? Эх, славный был бы поединок. Можно ставки делать, кто кому на обед попадет!
Он рассмеялся было, но быстро оробел под молчаливым взглядом скрытых под капюшоном глаз.
— Ха… ха… ха…
Темнело. Пассажир продолжал разматывать леску.
Хек поскреб заросший подбородок.
— Акулы любят мясную наживку, — сказал он. — С кровью. Вот только свежее мясо у нас закончилось на второй день после того, как мы вышли из Минора. Чем пользуетесь, сударь? Что-нибудь уже клюнуло?
— Нет, — вздохнул его собеседник. — Да, ты прав. Нужна более кровавая наживка.
— Это точно, сударь.
— И возможно, более существенная.
— Я тоже так считаю. И крючок покрупнее, вроде остроги.
— Да, замечательная идея. Вот, держи.
Хек обнаружил, что держит в руках моток лески, чувствуя, как ритмично подрагивает под напором волн увлекаемая ею наживка. Он повернулся, собираясь сказать пассажиру, что ему пора на вахту, но тот уже исчез.
Матрос растерянно стоял, не зная, что делать. Если к тому времени, как пробьет колокол, этот придурок не появится, Хека Урса ждут большие неприятности.
Услышав за спиной топот сапог, он облегченно вздохнул и повернулся:
— Рад, что вы вернулись, сударь… Ой, это вы, капитан?
— Что, во имя Худа, ты тут делаешь, Хек?
— Э… держу леску, капитан.
— Рыбу решил поудить?
— Нет, капитан! В смысле, это не я, а один из пассажиров! Тот толстяк! Он ловил рыбу и попросил меня подержать леску, пока сам не вернется, а я даже сказать не успел, что не могу, потому что у меня ночная вахта и все такое: вот я тут и застрял, капитан.
— Хек, идиот ты этакий! Привяжи леску к релингу, а потом иди разбуди Пташку и Густа. Солнце уже почти зашло.
— Есть, капитан!
— Жорлиг? Последний раз я слышал о чем-то подобном лет двадцать назад, в Клепте, но сам никогда его не видел, — сказал Эмансипор, проклиная себя за внезапную трезвость. Похоже, Бошелен что-то подсыпал ему в чай. — Помнится, этого пресловутого жорлига настигли у самой пристани. Все дело в том, что тогда был отлив: если бы эта тварь успела добраться до воды, ее ни за что бы не
