до такой степени, что одежда была уже не нужна, и длинная рваная накидка, закрывающая тело, являлась лишь жалкой данью приличию, подобно покрову мертвецов, в котором сами они не нуждаются. Одни лишь глаза колдуньи сохраняли живость на этом омертвелом остове человеческого существа: они горели в темных глазницах, как угли в остывающем очаге. Взгляд Кахинали прожигал людей насквозь, поэтому все, кто приходили на встречу с ней, всегда смотрели в сторону, – но не Аравак. Он глядел прямо в глаза старухи, не мигая и не отводя взора.
Так прошло несколько мгновений; Аравак по-прежнему смотрел на Кахинали, а она – на него. Наконец, колдунья хрипло рассмеялась и сказала:
– Ты словно сделан из камня, вождь Аравак. Горе тому, кто столкнется с тобою.
Аравак ничуть не удивился, что колдунья узнала его, хотя раньше они никогда не встречались: если бы она не узнала его, он бы, пожалуй, усомнился в ее сверхъестественных способностях.
– Прости, что пришел к тебе без даров, Кахинали, – ответил он. – Я подумал, что глупо идти с дарами к тому, кто может все добыть сам. Впрочем, если тебе что-нибудь нужно, ты скажи, и тебе это доставят.
– Пусть мне принесут молодость, – откликнулась колдунья. – Ты можешь приказать, чтобы мне принесли молодость, Аравак?
– Ты хочешь напомнить о том, что я не всесилен? Но я и без тебя знаю границы своей власти, – жестко проговорил вождь.
– Каков вопрос, таков и ответ, – так же жестко сказала старуха.
Аравак вперился в нее своим тяжелым взглядом; глаза старухи сверкнули нестерпимым огнем.
Прошло несколько мгновений; Аравак растянул губы в улыбке и спросил:
– Тебе, конечно, ведомо, зачем я пришел?
– Я давно ждала твоего прихода, – отвечала она.
– Тогда не будем терять время. Мне нужен совет.
– Ты мог бы обойтись и без меня, Аравак, если бы твердо встал на тот путь, который выбрал. Но твое сердце еще полно сомнений: они мешают тебе увидеть дорогу. Если ты не отбросишь их, тебе придется худо. Сомнения истерзают твою душу, ты станешь блуждать там, где надо идти прямо, и ослабнешь, не достигнув и половины пути.
– Какие сомнения, Кахинали? О чем ты? Я не собираюсь отступать, – сказал Аравак, но у старухи это вызвало лишь новый приступ хриплого смеха.
– О, вождь, ты не можешь признаться даже мне, – мне, к которой пришел за помощью, и в сочувствии которой ты был уверен заранее! Где же твоя смелость?
– Не смей оскорблять меня, старуха! – с угрозой проговорил Аравак. – Я никому и никогда не прощаю оскорблений.
– Я не сомневаюсь в твоей отваге, вождь, – Кахинали подняла свою сухую руку в успокаивающем жесте. – Я не сомневаюсь, что ты готов в одиночку сразиться с десятком врагов; я не сомневаюсь, что нет такого чудища, которое испугало бы тебя; я не сомневаюсь, что ты не дрогнешь даже перед яростью богов. Но мужская храбрость и храбрость человеческая – не одно и то же. Я на своем веку видела многих мужчин, которые были сильны, отважны и смелы, но при этом они были слабыми людьми. Я скажу тебе больше: сильные мужчины часто слабы, как дети! Не смотри на меня так грозно, вождь Аравак, к тебе это не относится. Твоя человеческая сила скоро сравняется с силой мужской, – и тогда весь мир задрожит перед тобою.
– Мне приятно слышать, что я вырасту, наконец, из пеленок, – саркастически произнес Аравак, – но я пришел к тебе вовсе не для того, чтобы узнать свое будущее.
– Твое будущее сейчас связано только с твоим настоящим и нисколько не зависит от твоего прошлого, – перебила его Кахинали. – О, вождь, имей терпение! Ты так долго ждал, – так подожди еще немного, выслушай до конца болтовню безумной старухи.
Сцена из мифа
– Говори, Кахинали, и обещаю, что пока поток твоих слов не иссякнет сам собой, ни одно мое слово не преградит его течение, – торжественно сказал Аравак, в душе проклиная себя за горячность, недостойную зрелого мужчины и, тем более, вождя.
– Прошлое не всегда уходит безвозвратно, – с непонятной усмешкой изрекла Кахинали, – бывает, что оно возвращается. Кто-то радуется этому, кого-то это огорчает, – но тут уж ничего не поделаешь, время имеет особенность менять свое направление. Хуже всего приходится тем, кто идет против времени – они изнемогают, падают и разбиваются насмерть; хорошо тем, кто движется по течению – они быстро достигают желаемого. А ты, вождь, не просто движешься вместе со временем, ты прокладываешь русло для него. Поэтому тебя ждет удача, можешь не сомневаться, – все задуманное тобой сбудется. Другое дело, – насколько тебя это порадует: ведь осуществленная мечта часто оказывается сущим кошмаром. Да, да, сущим кошмаром!..
Колдунья громко расхохоталась, и эхо от ее хохота далеко разнеслось по горам. Аравак не дрогнул, он холодно ждал продолжения рассказа.
– В одном ты можешь быть уверен: вспять время на нашем острове уже не пойдет, – проговорила старуха, перестав смеяться. – Боги даровали нашим людям покой и счастье; отринув этот дар, люди нанесли неслыханное оскорбление богам. Ты сказал вождь, что не прощаешь оскорблений, но что такое твоя обида по сравнению с обидой богов! Отец-Небо и Мать-Земля, их сыновья и дочери, – все заботились о людях нашего острова, а если кто из богов и сердился на людей, то другие боги заступались за них… И вот люди решили отринуть заботу богов и обратить свои сердца к злым демонам. Что же остается богам? Уничтожить род людской или забыть о нем… Не знаю, что лучше; да, да, не знаю!
Старуха снова рассмеялась, и снова гулкое эхо разнесло ее хохот по окрестностям. Аравак невозмутимо ждал.
– Но мы не думаем о проклятии богов, когда соблазн наполняет наши души, – продолжала колдунья. – О, вождь, как ты мудр, ты понял это! Тебе нужна безграничная власть, а она может держаться лишь на соблазне! Впусти его в наш мир, вождь, впусти, – и ты добьешься чего хотел! Но не останавливайся на полпути: открой ворота настежь перед соблазном. Ты разжигаешь пламя войны – это хорошо, война – раздолье для демонов. Однако ты плохо подготовился к ней; прежде всего, тебе надо дать оружие своим воинам. До сих пор наши люди не знали
