дне ее исчезновения, — фикция? Что, если это проекции твоего отца?
— С каких пор ты стал психологом?
— Поработай пять лет с Карлином на ежедневной основе, я на тебя посмотрю, — беззлобно отмахнулся Грин. — И еще одно. Мне нужно узнать, где работала жертва и кто владел лабораторией, где ее нашли.
— Это два разных вопроса?
— Естественно, — улыбнулся Грин. — Кстати. У тебя же нет планов на вечер?
— Что? Нет.
— Доктор Аурелия тебя ждет. Будь добр, поговори с ней, передай мои слова, объясни, что за секретность и что от нее требуется.
Берне передернул плечами.
— Ты крутишь мной как хочешь. Уверен, что правильно выбрал профессию? Ты прекрасно справился бы с работой адвоката.
Аксель улыбнулся.
— Я бы с удовольствием с тобой об этом поговорил, но не здесь и не сейчас. Луи, мы определили, что делать дальше. Я займусь тем, на что еще могу повлиять. Кажется, есть свидетель, который хотя бы помнит то время. И есть филиал «Дженкинс Обслуживание» и прочих контор, с которыми еще предстоит разобраться.
— Тебе пришлют список компаний с адресами и именами руководителей, — проговорил Берне. — Если это поможет.
— Нам нужен кто-то из Треверберга. В Спутнике-7 нет специалистов, способных отследить финансовые потоки и вычислить истинных заказчиков тех или иных работ.
— Ты думаешь, что тот, кто заказал реставрацию, причастен?
— Причастен скорее тот, кто мешал ее заказать. Нужна вся история сделки.
— В этом городе ничего не оцифровано.
— Надо искать варианты.
Берне устало прикоснулся к переносице.
— Мы попали в машину времени и оказались в середине двадцатого века.
Аксель медленно кивнул:
— К сожалению.
— Прошли всего сутки. Не надо себя терзать.
Грин выпрямился.
— Если я не буду себя терзать, как ты выразился, то расследование с места не сдвинется.
— Дашь мне номер доктора Баррон? Поеду к ней завтра. Или послезавтра.
Грин неожиданно рассмеялся.
— Хорошо.
Глава пятнадцатая
Магдалена Тейн
Спутник-7
Магдалена выдохнула и пригубила глинтвейн из зеленого бокала с толстыми стенками. Она и не помнила, когда в последний раз переживала настолько насыщенный эмоциями и задачами день. Манера Грина руководить обескураживала и вдохновляла одновременно. Его резкость и холодный профессионализм действовали как живительная влага на засохшее растение. Тейн постепенно начала расправлять плечи, убирать ершистость и меняться. Хотя правильнее будет сказать «пробуждаться». Еще два дня назад после подобной рабочей смены и коллективного допроса Тейн сказала бы, что все это было зря. Но сегодня, разговаривая со знакомыми мужчинами, она ловила себя на мысли, что присматривается к каждому. Самым внимательным образом следит за реакциями, записывая в память то, что выбивается из общего поля диалога. Кто волнуется сильнее, кто не волнуется, кто врет, кто пытается манипулировать. Она не могла с уверенностью утверждать, что научилась распознавать ложь, но явно стала внимательнее. Всего сутки рядом с детективом, а она уже меняет свои подходы к работе и, кажется, начинает вовлекаться в процесс.
Брат Жанака действительно в юности попадал в полицию за драку. И даже отбывал наказание. Аксель на плохой картинке сумел различить то, насколько его поведение отличается от поведения остальных. Признаваться Метье не хотелось, но Магдалена его расколола. Конечно, ее подвиг не принес пользы расследованию. Но перед самой собой и перед высокопоставленным коллегой она явно проявила себя с лучшей стороны.
На допросе Аксель сидел в комнате для наблюдений, после того как строителей отпустили, коротко похвалил коллегу и куда-то уехал. Магдалена даже слегка разочаровалась, она надеялась обсудить с ним результаты. Но, видимо, обсуждать было нечего. Она ушла в кабинет заполнять протоколы, а Туттон исчез в криминалистическом отделе, судя по всему, взбешенный пренебрежительным отношением к нему детектива. Ник накосячил. Зная его много лет, комиссар не верила, что он «просто не подумал». Впрочем, в Спутнике-7 было почти невозможно найти допущенную к объектам уровня управления фирму, которая не была бы аффилирована с холдингом Дженкинсов.
Диверсия или тупость? Или просто Дженкинс мошенничает, ставя на новые заявки старые камеры?
Отложив заполненные протоколы, Тейн долго размышляла над тем, что могло двигать Ником. Без отсылок к прошлому, без поднятой поцелуем бездны эмоций. Холодно и профессионально, как учил Грин.
Думать о том, что расследование вскроет темные делишки Эрика Туттона и бросит тень на всю семью Ника, было одновременно неприятно и очень волнующе. Магдалена еще не простила властному старику жесткое вмешательство в ее жизнь. Она еще любила его сына, хотя и знала, что эта дорожка закрыта навсегда. Она еще жила прошлым, хотя и понимала, как это тупо и по-детски. Рациональный подход ко всему не спасал от внутренней боли, которая накатывала волнами, то сокрушая, как воспаленный зуб, то напоминая о своем присутствии и об ошибках, которые уже нельзя исправить.
Женщина допила глинтвейн и посмотрела на телефон. Надо позвонить матери. Вот за эту выходку она ненавидела Туттона всей душой. Ник прекрасно знал, что отношения с Марией Тейн Магдалена не поддерживала. Совсем. Они оказались критически разными людьми. И хотя Мария переписала на дочь квартиру, теплоты это не добавило. Они существовали в разных мирах и ценили разных людей.
Мария Тейн жила в аккуратном таунхаузе, расположенном в северной части Спутника-7, писала фэнтезийные любовные романы в безумном количестве и редко когда вылезала из дома. Если только на мероприятия по случаю выхода очередной книги. Да и то не всегда. Женщине недавно исполнилось шестьдесят, она прекрасно выглядела и воспитывала приемную дочь двух с небольшим лет. «А что, я свободна и обеспечена, почему бы не подарить свою любовь кому-то, кто будет это ценить, в отличие от тебя?» О похождениях и любовных драмах Марии Тейн дочь узнавала из газет.
По прошлому опыту Тейн знала, что мать ложится спать в три-четыре утра, почти всю ночь работая над текстом, и звонить ей стоит сейчас. Около полуночи, когда книга еще не затянула, мозг еще частично реагирует на реальность, а самой Марии не испортил настроения никто из ее своенравных персонажей.
Как же не хотелось звонить.
Магдалена налила из кастрюльки еще глинтвейна, выпила залпом, почувствовала, как головокружение ржавым топором вырубает из тела тревожность, и снова села на диван, с предельной аккуратностью держа в руках маленький аппарат. Будто он мог ее укусить. А он точно мог. Через него уже сейчас проходила вся ее жизнь. Кусок пластика с кнопками определял ее дни и ночи. И, кажется, ее саму.
Они не общались с матерью с тех пор, как Туттон принес бумагу о разводе. Потеряв любимого мужчину, Магдалена
