«А Климов еще говорил про какую-то финансовую составляющую, – усмехнулся про себя Лев. – При чем здесь вообще какие-то финансы? Тут человеческие страсти кипят. Похоже, «подельники» – это как раз единственные люди во всем театре, которые к Бойцову не имели претензий. Остальным всем он сумел насолить. Разве что Голубкова еще проверить? Чисто, чтобы Иван Платонович не обижался. Если уж говорить о финансовой составляющей, Голубков здесь – самая вероятная кандидатура. Он, во-первых, не местный, а во-вторых, все-таки не центровая фигура, а нечто вроде вспомогательного звена. Его могли обидеть нечаянно, а он мог воспылать жаждой мести. Хотя, конечно, тоже не факт. Чего ему с ними делить? Пришел, ушел. Если уж директор не рыпается…»
Предположение о причастности приглашенного режиссера Вадима Голубкова к убийству Руслана Бойцова казалось полковнику маловероятным, но тем не менее он решил проверить и его тоже. Дело действительно было запутанным и неоднозначным, а Гуров хорошо знал, что в подобных неоднозначных делах значение может иметь каждая мелочь.
До сих пор ему удавалось получать информацию о главных подозреваемых, не обращаясь к ним самим напрямую. Эту весьма удачно сложившуюся тенденцию хотелось продолжить. Раздумывая, у кого еще можно было бы получить информацию о Голубкове, кроме самого Голубкова, он вдруг вспомнил о предстоящем походе в театр.
Несколько предыдущих визитов сделали его там «своим человеком», многие знали его в лицо. Да и сам Гуров успел многое узнать и хорошо познакомился с внутренним расположением здания. Он решил, что очередной визит, уже в качестве зрителя, может дать повод для разных неформальных «обменов мнениями», которые, в свою очередь, возможно, дадут некоторую полезную информацию для дела.
Уже при входе в театр Гурову стало ясно, что готовится нечто грандиозное. В фойе царила атмосфера праздника, на лицах читалось предвкушение фантастического чуда.
– Я же говорила тебе, – радостно щебетала Мария, – а ты не хотел идти. Вот увидишь, все будет просто волшебно. У них всегда так.
До начала спектакля еще оставалось время, и они прогуливались по фойе в толпе других зрителей, рассматривая развешанные по стенам фотографии актеров и афиши с красочными фотографиями отрывков из шоу, которое предстояло им увидеть.
– Народу-то, народу! – прямо у себя под ухом услышал Лев.
– Еще бы! При такой рекламе – неудивительно. Борису Петровичу о подобном пиаре и мечтать не приходится. Спасибо, хоть афиши не отказываются печатать.
Второй голос показался ему знакомым, и, оглянувшись, он узнал даму в буклях, с которой недавно разговаривал в гримерке. Правда, сейчас она была без грима и в современной одежде, но голос и интонации невозможно было перепутать.
Спутница дамы – невысокая хрупкая женщина, чем-то напоминавшая Серафиму Юрьевну, кивнула на одну из фотографий.
– И эти здесь. Опять перепонки рвать будут.
Гуров посмотрел, куда указывала женщина, и увидел знакомые физиономии «файлов».
– Куда уж без них, – саркастически усмехнулась дама. – Самые главные таланты теперь у нас. Какой только швали не натащил в театр с подачи этого «голубя самарского».
– Ты про главного?
– Ну а про кого же еще? С чьей легкой руки у нас все эти «новенькие» окопались? И авангардисты, и концептуалисты.
– А если коротко – шизофреники.
– Вот-вот. Не театр, а дурдом получился. Как еще Борис Петрович держится. Хоть один человек остался, у которого порядок в голове. А если он уйдет, то уж и не знаю, что делать будем.
– А что делать? Выскочим на сцену нагишом, да и начнем вопить дикими голосами, как эти «таланты» его подзаборные.
– К этому, похоже, и катимся.
Недовольные дамы прошли, оставив Гурова размышлять над тем, что это за «самарский голубь», с подачи которого Берестов «натащил швали» в театр, и зачем дамы пришли на спектакль, если изначально уверены, что не увидят здесь ничего хорошего.
– Вот посмотри, – отвлекла его от раздумий Мария, указывая на очередную афишу. – Видишь, сколько всего они тут объединили? И фокусники будут, и акробаты. Просто фантастика!
– Даже акробаты? – удивился Лев. – А я думал, мы пришли в театр.
– Это – современный театр. Классические приемы, когда актеры ходят по сцене и говорят текст, уже мало кому интересны. Интересна эклектика, эксперимент. Интересно, когда зритель сам принимает участие в действе. У них на этих перформансах часто так бывает. Да и актеры… Я, конечно, сама профессиональная актриса и, что касается обучения, всегда только «за». Но… мне кажется, эксперименты и в этой области тоже вполне оправданны. Вот здесь, в «Панораме», насколько я знаю, довольно часто приглашают непрофессиональных актеров. Бывает так, что внешность у человека очень яркая, настоящий типаж, такого грех не взять. А обучение… Обучение приложится. Нас же научили. Я считаю, если человек талантлив…
– Да, интересный взгляд, особенно от профессиональной актрисы. Так, значит, ты эксперимента ради готова свое место любой Дусе с мыльного завода уступить?
– Ну, мое место, предположим, уступать пока некому, – с достоинством произнесла Мария. – Чтобы мое место занять, все-таки некоторые способности иметь нужно.
– А-а, вон как заговорила, – усмехнулся Лев. – Выходит, это только про других легко рассуждать. А если дело лично тебя касается, тут каждый за свое место двумя руками держится. С насиженного-то насеста никому слезать неохота.
Говоря это, он вспомнил отлученного от «кормила» Пичугина и его команду и подумал, что им эти «эксперименты» – как нож к горлу.
«Конечно, обидно. Ладно бы еще Берестов, тот хоть худрук. Но от Бойцова насмешки терпеть бывшему начальнику, наверное, было ой как несладко. Нет, что ни говори, а почва для мотива здесь благодатная».
– Ну, не знаю, – задумчиво произнесла Мария. – Мне кажется, если бы у нас худрук подобные эксперименты хоть изредка делал, мы все только рады были бы. И зрителю интереснее, и нам какое-никакое, а разнообразие.
– А вот здесь, похоже, рады не очень, – вполголоса заметил Лев.
– Что?
– Да нет, ничего. Идем места занимать, скоро уже третий звонок.
Предчувствие не обмануло Марию, красочное шоу было интересным и увлекательным и понравилось даже такому «ретрограду», как Гуров. Были и акробаты, и фокусники, и «проход Клеопатры», запомнившийся ему еще с того времени, как он побывал на шумной репетиции. Были и «файлы» с бесконечными импровизациями и «отрывом по полной».
Было и участие зрителей. В
