мастеру или прорабу: «Мне здесь таких не нужно! Иди в отдел кадров к Назарову и скажи, что я тебя уволил». Путейцы за глаза называли его «удельным князем», но открыто протестовать не осмеливались. Письмо, по которому я приезжал, было первым публичным взрывом негодования. Дошло уже, как я убедился, до дикости, произвол Лысенко, игнорирование им требований безопасности привели к аварии, положением дел в мостопоезде заинтересовалась прокуратура. «Удельному князю» и подручному его Назарову пришлось освободить места. Коллектив долго и медленно выздоравливал от разлагающего влияния атмосферы зажима критики, окриков и угодничества, насаждаемой Лысенко.
Понятно, такая дикость и тогда не была правилом, но она могла вырасти лишь на почве увлечения администрированием, авторитарным стилем управления, в то время почти безраздельно господствовавшим. Ценились директора с крепким горлом, умеющие стукнуть кулаком по столу, выбить план любой ценой, перешагнуть — разумеется, «во имя интересов производства» — через человека, а в худших проявлениях — даже и затоптать.
Теперь респектабельные беседы журналистов с хозяйственными руководителями на психолого-педагогические темы стали явлением обычным. Все более широкий круг директоров обращает взор к человеку именно как к человеку, а не одушевленному «механизму» для выполнения заранее назначенной и расписанной технологами производственной операции. Набор изобретательных, остроумных и тонких струн, рычажков, молоточков социально-психологического управления создает полифоническую музыку, облагораживающую климат производственного коллектива. Успехи здесь неоспоримые. А все же чего-то не хватает «для полноты счастья». Острые проблемы дисциплины и текучести кадров, смягчаясь, все еще где больше, где меньше нервируют производство, оборачиваясь дурным качеством, сбоями в выполнении программы. Административных методов управления, все поняли, мало. Ухватились за психологический климат, но вот незадача: и этого, похоже, недостаточно.
Подлинная привязанность рабочего человека к своему коллективу, предприятию рождается — мое убеждение — лишь из соучастия в управлении производством. В совместном с инженерами решении постоянно возникающих проблем, в активности не только по части «вкалывания», но и в организации самого дела, ради которого сюда, в цех, ты приходишь каждый день. В чувстве хозяина, словом.
Управляет ли Василь Снегирев заводом имени Кирова? Он даже посмотрел на меня как-то странно, с подозрением: в себе ли дядя? Традиционной условности не принял, а о реальном содержании, скрывающемся за этой фразой, не догадывался. Не знал, что такой же, как он сам, токарь Чернов вместе с директором Пряхиным подписывает документы, имеющие на Калужском турбинном заводе силу приказа, обязательного для всех. Не знал, что подобные документы на цеховом уровне подписывает там и рабочий Федулов. Не знал, что в каждой из трехсот с лишним бригад КТЗ самостоятельно, без администрации, совет бригады решает судьбу заработка рабочих — кому, сколько и за что платить.
Обо всем этом весельчак Василь Снегирев не подозревал, а услышав кое-что от меня, сказал только: «Надо же!» По всему было видно — не поверил.
Обманет ли Василь лампоглазую?
Из чего состоит задание рабочего Минского завода имени Кирова, допустим того же Василя Снегирева? Работает Василь один, не в бригаде, как и подавляющее большинство его товарищей. Что и как ему планируют?
— План ему дается в нормо-часах, — говорит Тамара Семеновна Смородина, заместитель председателя профкома объединения. — А нормо-часы складываются из определенных операций. На таких-то деталях он должен набрать такое-то количество нормо-часов. Плана в натуральном виде, в штуках например, для рабочих у нас нет...
Задание в нормо-часах у каждого рабочего свое, зависит от его квалификации, прошлогоднего личного достижения. Учитывают целый ряд показателей, поэтому и название такое: комплексный план повышения производительности труда. В принципе это хорошо известный динамовский метод, хотя несколько улучшенный, как считают станкостроители.
В качестве наряда рабочему заполняется перфокарта, в ней закодирован его табельный номер, какие детали обрабатывал, трудоемкость их. Выполнив работу, Василь Снегирев сдает маршрутный лист, который попадает в ЭВМ. Сам Василь заполняет? Нет, нет, что вы! Не рабочий заполняет, а мастер. Рабочий даже не видит перфокарты.
— Если он ее увидит, это очень плохо, — разъясняет заместитель секретаря парткома завода (он же заместитель начальника вычислительного центра) Михаил Александрович Соловей.
— Почему?
— Ну, он может работу не сделать, а карту закрыть. Мастер должен закрывать, мастер и контролер...
Вот оно что! Дабы Василь Снегирев не обманул ЭВМ, ему на всякий случай не доверяют. Личное клеймо качества — еще куда ни шло, там, если кто и смухлюет, все же «железяку» в натуре он сделал — не на лоб же себе поставил личное клеймо. А ЭВМ — ей можно лихо очки втереть: помигает глазищами-лампочками, порычит внутриутробным электронным рыком, выплюнет из механического рта табуляграмму — столько-то Василь Снегирев сделал сегодня деталей. А хитрый Василь будет ухмыляться в курилке: не таких, мол, как ты, лампоглазая, объегоривали, а с тобой-то обойтись — тьфу, раз плюнуть и каблуком растереть.
Почему-то мне кажется, не станет Василь обманывать ЭВМ, не девчонка она, да и в работе он человек совестливый. Отец и дед были мастеровыми, что-то от них перешло и Василю в кровь. Есть, правда, халтурщики, сколько угодно, контроль нужен. Мы еще не дошли до идеала. Не дошли начальники — это я опять свой разговор с Колесниковым вспоминаю, — не дошли и рабочие. Цель видим, а не дошли. В таком деле, как производство, на каждого, вероятно, еще нельзя надеяться бесконтрольно, а вот на коллектив, бригаду, да еще калужского типа, наверное, можно. Социальный контроль стоящих рядом товарищей, повязанных с тобой одной веревочкой — общей оплатой за общую работу, — это, пожалуй, посильнее, чем электронный надсмотр.
АСУП — необходимый элемент современного завода, и пусть никто не поймет меня так, что я вижу какую-то здесь дилемму: или совесть, или электроника. Машине — машинное, человеку — человеческое. Одно другому не мешает. Только худо, если где-то пытаются вытеснить одно другим.
Раньше начальник цеха и заместитель начальника производства на заводе имени Кирова только в конце месяца окончательно знали, что сделано в цехе, что не сделано. Сейчас ежедневно они имеют у себя табуляграмму и видят, по каким операциям дефицит, какие уже выполнены. Любопытно и здесь сопоставить: калужские турбинисты отдельных операций не учитывают вовсе. Счет идет на готовые комплекты: такой-то комплект сделан и сдан, такой-то еще в работе, этот будет готов к вечеру, тот — завтра и т. д. И платят бригаде за готовый комплект. В калужском варианте алгоритм управления, однако, не сводится к тому, чтобы, закрыв комплектную ведомость, расписаться затем в ведомости бухгалтерской. Федулов с товарищами еще посидят, потолкуют: кто и как сработал да что заработал. Они сами
