я там, Лариса Павловна? — тихо спросила подошедшая.
— Нет, Оленька, ты как раз вовремя, — ответила сестра, — его высочество с детьми только что ушел. Полчаса у тебя есть.
— А свечи в палату зачем, не знаете?
Старшая поколебалась и склонилась над стойкой.
— На смену. Принц-консорт несколько с собой принес, в палате зажег, — едва слышно поделилась она. — Приказал менять, так уже почти все прогорели. Катя, медсестра, говорила, что видела, как королева руки над свечами держит и улыбается, а вокруг пальцев так и полыхает, словно они бензином облиты! И бабочки по палате огненные летают! Это что, говорят, во дворце их каждый день видят! И саламандры по стенам бегают, и даже птицы огненные летают!
— Чудеса, — выдохнула санитарка: на глуповатом лице ее разлился восторг. — Пойду я, может, тоже увижу, а?
Из ординаторской на шум голосов вышел врач, строго взглянул в сторону поста, и женщины отпрянули друг от друга. Доктор, поправив очки, шагнул обратно.
Санитарка, поглядывая на гвардейцев, катила тележку к палате королевы, охранники смотрели на нее с каменными лицами. А когда до них осталось шагов пятнадцать, из-под двери вдруг скользнула пламенная широкая лента, закрутившись вихрем и обратившись в огнедуха Ясницу.
Охранники напряглись, но с места не двинулись. Огнедуха они знали — тот каждое утро, если не было дождя, приходил на зарядку с капитаном Байдеком, да и днем постоянно следовал за ним.
Гепард зевнул, с интересом глядя на тележку, затем шагнул-метнулся к ней, обтек вместе с замершей девушкой, едва не касаясь ее. Санитарка вцепилась в рукоятку тележки и замерла.
— Ф-фу, вода, — прогудел Ясница, ткнувшись под тележку, в ведро, стоящее на нижнем ярусе. — О-о-о, свечи! Люблю-у-у свечи-и-и, — он обнюхивал лежащее сверху. Затем сел перед тележкой, задрав лапу и неприлично лизнув ее. — Ма-а-ало везешь. Быстро-о сгоря-а-ат!
Он протянул пылающий коготь и коснулся одной из свечей. Фитилек сразу занялся, воск в стакане мгновенно расплавился.
— А что еще-е-е есть? — с любопытством спросил он.
— Мальчики, — жалобно позвала Оленька, — а можно его как-то прогнать?
— Заче-е-ем меня-я прогоня-а-ать?! — возмутился огнедух, снова мягкой петлей обтекая и тележку, и санитарку. — А поговори-и-ить? Дава-а-ай в зага-а-адки поигра-а-аем? Ответишь пра-а-авильно, пропущу-у-у!
— Я его боюсь! — Служащая умоляюще посмотрела на охранников, и те неохотно зашевелились.
— Капитану позвонить? — буркнул один из них второму, старшему.
— Подожди, договоримся, — ответил тот. — Он не тронет. Уважаемый Ясница, — гвардеец шагнул вперед, — не пугайте девушку, пропустите. Иначе придется звать его высочество.
— Я-а-а уважа-а-аемый, — с удовольствием зевнул огнедух. — Я-а-а почте-е-е-нный! Не-е на-а-адо зва-аа-ать! Я-а-а не пугаю-у-у, а играю-у-у. Ну-у-у, краса-а-авица-а-а, — тут в голосе гепарда послышалось отчетливое ехидство, — отве-е-етишь?
— Да ответьте ему, — посоветовал старший сочувственно. — Он и отвяжется.
— Ф-фрр, как невежливо, — зафырчал Ясница.
Санитарка тяжело потерла глаза ладонью.
— Зага-а-адка, — прогудел Ясница. — Что ты такое вкусное везе-е-ешь, краса-а-авица?
Девушка замерла.
— У меня нет еды, — неуверенно сказала она.
— А для меня-а-а е-е-есть! — рявкнул огнедух и, рванувшись вперед, распахнул пасть, заглотив горку мыла вместе с частью тележки. Санитарка, охнув, бросилась назад к посту — и тут гепард вдруг беззвучно разбух клубами пламени до ширины коридора. На экране видна была его исказившаяся увеличившаяся морда, расплющенная об стену, распахнутая огромная пасть, из которой вырвался взрывной столб пламени, нагнавший санитарку и сбивший ее с ног. Засверкали вокруг девушки щиты, которых не могло быть на ней, полопались — и когда огонь отступил, на полу остался корчиться мужчина, сбивая огонь с одетого на нем горящего халата санитарки Оленьки.
— Вку-у-усно! — прогудел Ясница, вернувшись в обычный размер, и закашлялся — с каждым кашлем у него из пасти стреляли язычки пламени. — Но мно-о-ого, — прохрипел он, — сильный порох теперь ста-а-ал!
Огневик прыгнул к мужчине в горящей одежде, который уже не шевелился — потерял сознание, — провел над ним лапой, и пламя впиталось в нее.
Охранники, которых чуть не задело увеличившейся задницей огнедуха, вжавшись в стену, держались за красные лица — видно, жаром полыхнуло неслабо. Один из них кое-как снял с пояса рацию и что-то быстро заговорил в нее — звонил Байдеку. На стенах коридора копотью отпечаталась искаженная морда Ясницы и след огромной лапы.
Через несколько секунд в коридор ворвались гвардейцы, среди них — несколько боевых магов, мужчину лицом вниз погрузили на носилки и под охраной потащили прочь: в Зеленом крыле была камера с медицинским оборудованием. Ясница, горделиво прохаживающийся туда-сюда, лег у дверей в палату королевы и начал вылизывать лапу.
Открылась дверь, оттуда наконец-то выглянула привлеченная шумом Василина — в простом платье, в тапочках, — и в изумлении прижала руку к груди. Охранник, кривясь от боли, что-то сказал ей — видимо, просил вернуться в палату, потому что она кивнула и скрылась. Подошли еще гвардейцы, сменили пострадавших — их приняли врачи, — быстрым шагом прошел к палате жены Байдек, и через минуту королева в окружении гвардии покинула лазарет.
Запись оборвалась и началась снова.
— Лескова Ольга, двадцати двух лет от роду, — проговорил Тандаджи: на экране санитарка опять катила тележку по коридору, — на работу была принята полгода назад по королевской программе трудоустройства сирот. Работала то во вторую, то в ночную смены, по утрам училась, в этом году должна была закончить медицинский колледж. Соседок по общежитию уже опросили. Собиралась идти в медслужбу на фронт, горела этим, но с месяц назад передумала. Стала пропадать, не выходила на учебу, обзавелась деньгами. Как-то обмолвилась, что у нее появился мужчина, а две недели назад и вовсе написала заявление на академический отпуск с сохранением места в общежитии. Но после этого в комнате больше не появлялась и на звонки соседок не отвечала. Однако на работу выходила исправно.
Его слушали внимательно — пусть каждое ведомство проводило профильное расследование, но вся информация стекалась к Тандаджи, и основная следственная работа легла именно на внутреннюю разведку.
— Персонал лазарета описывает ее как трудолюбивую и исполнительную работницу, медлительную и не очень сообразительную, но чистоплотную и вежливую, — продолжал тидусс. — Никаких нареканий за время работы не было. Личное дело чистое. Ни капли магических способностей. Все возможные проверки Лесковой были пройдены, получены допуски под щиты дворцового комплекса, подписан магдоговор, который в случае покушения сразу же ликвидировал бы ее. Как мы видим, задержанный жив, следовательно, кровный договор подписывала лично Лескова и она же получала допуски под щиты.
— Значит, в какой-то момент санитарку Лескову сменил темный под ее личиной, — пробормотал Байдек.
— Львовский Константин Генрихович, — сухо уточнил Тандаджи, заложив руки за спину. — Родился в Рудлоге, в юности вместе с семьей переехал в Блакорию к деду по материнской линии. Блестяще
